Life is never what it seems. Dream.
"Мне думается, что в гамме мировых мер есть такая точка, где переходят одно в другое воображение и знание, точка, которая достигается уменьшением крупных вещеи" и увеличением малых: точка искусства."
"... и тот повседневныи" обмен скрытыми от других семеиными шутками, которые составляют таи"ныи" шифр счастливых семеи"
"И тут наш романтик-капитан вкрапливает странное авторское признание. Перевожу его дословно: "Сладчайшее в моей жизни лобзание было то, которое имел я сидючи в седле, когда женщина - прекрасное создание, в отъезжем поле - перегнулась ко мне со своего седла и меня, конного, поцеловала".
Это увесистое "сидючи" ("as I sate") придает, конечно, и плотность и продолжительность лобзанию, которое капитан так элегантно "имел" ("had"), но даже в одиннадцать лет мне было
ясно, что такая кентаврская любовь поневоле несколько ограниченна. ""
"Слишком долго, праздно, слишком расточительно я об этом мечтал. Я промотал мечту. Разглядываньем мучительных миниатюр, мелким шрифтом, двойным светом, я безнадежно испортил себе внутреннее зрение."
"Вместо дурацких и дурных фрейдистических опытов с кукольными домами и куколками в них ("Что ж твои родители делают в спальне, Жоржик?"), стоило бы может быть психологам постараться выяснить исторические фазы той страсти, которую дети испытывают к колесам. Мы все знаем, конечно, как венский шарлатан объяснял интерес мальчиков к поездам. Мы оставим его и его попутчиков трястись в третьем классе науки через тоталитарное государство полового мифа (какую ошибку совершают диктаторы, игнорируя психоанализ, которым целые поколения можно было бы развратить)."
(В.Набоков "Другие берега")
"... и тот повседневныи" обмен скрытыми от других семеиными шутками, которые составляют таи"ныи" шифр счастливых семеи"
"И тут наш романтик-капитан вкрапливает странное авторское признание. Перевожу его дословно: "Сладчайшее в моей жизни лобзание было то, которое имел я сидючи в седле, когда женщина - прекрасное создание, в отъезжем поле - перегнулась ко мне со своего седла и меня, конного, поцеловала".
Это увесистое "сидючи" ("as I sate") придает, конечно, и плотность и продолжительность лобзанию, которое капитан так элегантно "имел" ("had"), но даже в одиннадцать лет мне было
ясно, что такая кентаврская любовь поневоле несколько ограниченна. ""
"Слишком долго, праздно, слишком расточительно я об этом мечтал. Я промотал мечту. Разглядываньем мучительных миниатюр, мелким шрифтом, двойным светом, я безнадежно испортил себе внутреннее зрение."
"Вместо дурацких и дурных фрейдистических опытов с кукольными домами и куколками в них ("Что ж твои родители делают в спальне, Жоржик?"), стоило бы может быть психологам постараться выяснить исторические фазы той страсти, которую дети испытывают к колесам. Мы все знаем, конечно, как венский шарлатан объяснял интерес мальчиков к поездам. Мы оставим его и его попутчиков трястись в третьем классе науки через тоталитарное государство полового мифа (какую ошибку совершают диктаторы, игнорируя психоанализ, которым целые поколения можно было бы развратить)."
(В.Набоков "Другие берега")