До гроба любить Тебя поклялась, Жаль, что боги бессмертны. (с)
тут можно сказать что и классика. Это Бродский Мой Телемак, Троянская война окончена. Кто победил — не помню. Должно быть, греки: столько мертвецов вне дома бросить могут только греки... И все-таки ведущая домой дорога оказалась слишком длинной, как будто Посейдон, пока мы там теряли время, растянул пространство. Мне неизвестно, где я нахожусь, что предо мной. Какой-то грязный остров, кусты, постройки, хрюканье свиней, заросший сад, какая-то царица, трава да камни... Милый Телемак, все острова похожи друг на друга, когда так долго странствуешь, и мозг уже сбивается, считая волны, глаз, засоренный горизонтом, плачет, и водяное мясо застит слух. Не помню я, чем кончилась война, и сколько лет тебе сейчас, не помню.
Расти большой, мой Телемак, расти. Лишь боги знают, свидимся ли снова. Ты и сейчас уже не тот младенец, перед которым я сдержал быков. Когда б не Паламед, мы жили вместе. Но, может быть, и прав он: без меня ты от страстей Эдиповых избавлен, и сны твои, мой Телемак, безгрешны
Возвращение на Итаку Гаййй - Имел бы Калипсо, ел фрукты, пил сладкие вина... Ну что ты забыл на своей каменистой Итаке?! Безумца отца? Пропащего пьяницу сына? Иль может мадам Пенелопу неверную в браке?
- Калипсо страстна и красива, но жуткая стерва: Ей хочется кофе в постель, скажите на милость!.. Ну кто же мог знать, что моя Пенелопа налево Однажды шагнув, незаметно во тьме заблядилась...
Что сын мой родной, Телемах начал пить и колоться, Что стал походить на последнего нищего видом И, что, утомившись без дела слоняться под солнцем, Закончил свою непутёвую жизнь суицидом.
Отец мой, Лаэрт... мой некогда грозный папаша, Оставшись на старости лет без друзей и подружек, Гуляет по улицам, громко смеётся и пляшет. Ясней выражаясь: он полностью съехал с катушек.
Что делать в такой кутерьме отставному вояке? Тащиться назад? Извиняться? Молить о прощеньи? Когда бы я знал как дела обстоят на Итаке, Носил бы Калипсо и кофе в постель, и печенье...
Возвращаться - худшее, что ты можешь придумать. Дж. Джойс "Улисс"
Он говорит: моя девочка, бедная Пенелопа, ты же совсем состарилась, пока я валял дурака, льдом укрыта Америка, битым стеклом Европа, здесь, только здесь у ног твоих плещут живые века.
Милый, пока ты шлялся, все заросло клевером, розовым клейким клевером, едким сердечным листом, вольное время выткано, вышито мелким клевером, я заварю тебе клеверный горький бессмертный настой.
Пей, корабли блудные зюйд прибивает к берегу, пей, женихи вымерли, в море высокий штиль, пей, сыновья выросли, им - закрывать Америку, пей, небеса выцвели, пей, Одиссей, пей!
Сонные волны ластятся, льнут лепестки веером, в клеверной чаше сводятся сплывшей отчизны края - сладкий, как миф о верности, стелется дух клеверный, пей, не жалей, пей, моя радость, бывшая радость моя.
Возвращение на Итаку
Гаййй
Колыбельная для Одиссея
Возвращаться - худшее, что ты можешь придумать. Дж. Джойс "Улисс"
Он говорит: моя девочка, бедная Пенелопа,
ты же совсем состарилась, пока я валял дурака,
льдом укрыта Америка, битым стеклом Европа,
здесь, только здесь у ног твоих плещут живые века.
Милый, пока ты шлялся, все заросло клевером,
розовым клейким клевером, едким сердечным листом,
вольное время выткано, вышито мелким клевером,
я заварю тебе клеверный горький бессмертный настой.
Пей, корабли блудные зюйд прибивает к берегу,
пей, женихи вымерли, в море высокий штиль,
пей, сыновья выросли, им - закрывать Америку,
пей, небеса выцвели, пей, Одиссей, пей!
Сонные волны ластятся, льнут лепестки веером,
в клеверной чаше сводятся сплывшей отчизны края -
сладкий, как миф о верности, стелется дух клеверный,
пей, не жалей, пей, моя радость, бывшая радость моя.