Не трудно придумать зеленое солнце. А трудно придумать мир, в котором оно будет естественно.
Я вас люблю, как любят всё, что мимо Промчалось, не убив, когда могло. Я вас люблю и вами я любима За то, что не убили, а могли,
Когда была я в поезде бомбима, Лицом упав на битое стекло, И чудом вышла из огня и дыма В пространство, где горели корабли,
Горели танки, самолёты, люди, Земля и небо, кровь лилась из глаз. Я вас люблю всей памятью о чуде, Которое спасло меня от вас.
Мой ангел в той войне был красным, красным, И пять мне было лет, а нынче сто. Я вас люблю так пламенно, так страстно, Как дай вам Бог не забывать – за что.
Чтобы ты не сошла сума, я сказал,что просто болен. Не могу я без тебя, а с тобою быть тем более (с) В. Дорн
просто очень понравилось читать дальшеРоберт Рождественский
Сочетание "88-С" по коду радистов означает "целую" Понимаешь, трудно говорить мне с тобой: в целом городе у вас - ни снежинки. В белых фартучках школьницы идут гурьбой, и цветы продаются на Дзержинке. Там у вас -деревья в листве... А у нас,- за версту, наверное, слышно, - будто кожа новая, поскрипывает наст, а в субботу будет кросс лыжный... Письма очень долго идут. Не сердись. Почту обвинять не годится... Рассказали мне: жил один влюбленный радист до войны на острове Диксон. Рассказали мне: был он не слишком смел и любви привык сторониться. А когда пришла она, никак не умел с девушкой-радисткой объясниться... Но однажды в вихре приказов и смет, график передачи ломая, выбил он: "ЦЕЛУЮ!" И принял в ответ: "Что передаешь? Не понимаю..." Предпоследним словом себя обозвав, парень объясненья не бросил. Поцелуй восьмерками зашифровав, он отстукал "ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ!" Разговор дальнейший был полон огня: "Милая, пойми человека! ("Восемьдесят восемь!") Как слышно меня? ("Восемьдесят восемь!") Проверка". Он выстукивал восьмерки упорно и зло. Днем и ночью. В зиму и в осень. Он выстукивал, пока в ответ не пришло: "Понимаю, восемьдесят восемь!.." Я не знаю, может, все было не так. Может - более обыденно, пресно... Только верю твердо: жил такой чудак! Мне в другое верить неинтересно... Вот и я молчание не в силах терпеть! И в холодную небесную просинь сердцем выстукиваю тебе: "Милая! Восемьдесят восемь!.." Слышишь? Эту цифру я молнией шлю. Мчать ей через горы и реки... Восемьдесят восемь! Очень люблю. Восемьдесят восемь! Навеки.
Вы три года добивались моей любви; вы делали все, чтобы привлечь мое внимание и возбудить мое чувство к вам, и, когда вы, наконец, достигли цели, вы медлите в нерешительности. Вы добились моей любви, - почему же вы не взяли меня? Так ли поступает страсть? Нет, если бы вы действительно любили, вы не стали бы философствовать, вас не остановили бы принципиальные сомнения. Да и какой тут может быть вопрос? Страсть сама в себе носит свое право. И почему смотреть на обладание женщиной с суеверным страхом и обставлять его тысячью условий, как некое священнодействие? Я горько проучена вами, и отныне буду осторожней. Мне не нужно больше любви; я буду искать твердой дружеской руки, которая удерживала бы меня от необдуманных шагов и непоследовательности; вы же и впредь останетесь мне дороги, но только, как книга.
-Веришь в это??? - да!!! - Значит, это РЕАЛЬНОСТЬ!
ВЫ ТАК ДАЛЕКО... (переписка Ольги Книппер с Антоном Чеховым)
- Сегодня спектакль, я иду по застывшим аллеям, Прекрасна Москва на пороге двадцатого века. И радостно мне, и досадно, я так сожалею, Что здесь, в этом городе, нет одного человека.
Вы так далеко, возле моря, вы снова мне снились, Я вам напишу это вечером, после премьеры, Аншлаг, слава Богу, у входа студенты столпились, Извозчики, дамы в мехах, господа офицеры...
Ищу ваше имя украдкой на яркой афише, Брожу, будто тень, по Вишневому вашему Саду, Губами одними молю, пусть никто не услышит: - Любите меня, мне это надо!
- Вы так далеко, там где снег на деревья ложится, Я здесь, как полярный медведь, по сугробам скучаю. А море беснуется, море ревнует и злится, Я вам напишу это после вечернего чаю.
Дом полон гостей. Устаю. Без конца разговоры. Работаю мало и скверно, все время мешают. Мир просит дождя, за окном посеревшие горы, На этой неделе домашних в Москву провожаю.
Счастливые, едут. А я остаюсь в этом склепе. И юг не люблю, и почти не скрываю досады. И выжжено сердце, как выжжены южные степи. - Любите меня, мне это надо!
Овальная тень фонаря улеглась на страницу. Замялась закладка. Качнулась портьера. Светает. Так холодно. Кутаюсь в старое пончо. Не спится. Метет и метет. Я опять ваши письма читаю.
А вы далеко. Может быть, у ворот Фудзиямы, На тропах Египта, а может, под небом Шанхая, И вас окружают такие прекрасные дамы. А я в этом клетчатом пончо сижу и читаю.
А вы далеко-далеко. Между нами планеты, Тоннели метро, этажи, миражей анфилады. Я жду вас сегодня, и завтра, и будущим летом, Любите меня, мне это надо!
-
-
18.05.2013 в 00:20Промчалось, не убив, когда могло.
Я вас люблю и вами я любима
За то, что не убили, а могли,
Когда была я в поезде бомбима,
Лицом упав на битое стекло,
И чудом вышла из огня и дыма
В пространство, где горели корабли,
Горели танки, самолёты, люди,
Земля и небо, кровь лилась из глаз.
Я вас люблю всей памятью о чуде,
Которое спасло меня от вас.
Мой ангел в той войне был красным, красным,
И пять мне было лет, а нынче сто.
Я вас люблю так пламенно, так страстно,
Как дай вам Бог не забывать – за что.
Юнна Мориц.
-
-
18.05.2013 в 09:32-
-
18.05.2013 в 20:29-
-
24.05.2013 в 12:03М. Л. Огарева - И. П. Галахову
18 августа 1841 г.
-
-
27.05.2013 в 01:44(переписка Ольги Книппер с Антоном Чеховым)
- Сегодня спектакль, я иду по застывшим аллеям,
Прекрасна Москва на пороге двадцатого века.
И радостно мне, и досадно, я так сожалею,
Что здесь, в этом городе, нет одного человека.
Вы так далеко, возле моря, вы снова мне снились,
Я вам напишу это вечером, после премьеры,
Аншлаг, слава Богу, у входа студенты столпились,
Извозчики, дамы в мехах, господа офицеры...
Ищу ваше имя украдкой на яркой афише,
Брожу, будто тень, по Вишневому вашему Саду,
Губами одними молю, пусть никто не услышит:
- Любите меня, мне это надо!
- Вы так далеко, там где снег на деревья ложится,
Я здесь, как полярный медведь, по сугробам скучаю.
А море беснуется, море ревнует и злится,
Я вам напишу это после вечернего чаю.
Дом полон гостей. Устаю. Без конца разговоры.
Работаю мало и скверно, все время мешают.
Мир просит дождя, за окном посеревшие горы,
На этой неделе домашних в Москву провожаю.
Счастливые, едут. А я остаюсь в этом склепе.
И юг не люблю, и почти не скрываю досады.
И выжжено сердце, как выжжены южные степи.
- Любите меня, мне это надо!
Овальная тень фонаря улеглась на страницу.
Замялась закладка. Качнулась портьера. Светает.
Так холодно. Кутаюсь в старое пончо. Не спится.
Метет и метет. Я опять ваши письма читаю.
А вы далеко. Может быть, у ворот Фудзиямы,
На тропах Египта, а может, под небом Шанхая,
И вас окружают такие прекрасные дамы.
А я в этом клетчатом пончо сижу и читаю.
А вы далеко-далеко. Между нами планеты,
Тоннели метро, этажи, миражей анфилады.
Я жду вас сегодня, и завтра, и будущим летом,
Любите меня, мне это надо!