"Я не знаю, что будет завтра. Но сегодня на крышах праздник..."
Советую прочитать, но а там уж как хотите
много буквСтарый Чёрт и молодой Ангел устало сидели на скамеечке заброшенной спортивной площадки и, поглядывая на клонившееся к закату солнце, расслаблялись после отработанной смены. Молодой Ангел оживлённо рассказывал о сегодняшней работе, периодически запрокидывая бутылку импортного пива; старый Чёрт спокойно слушал, не спеша прихлёбывая из пластикового стаканчика портвейн, купленный в ближайшей забегаловке.
– Представляешь? Чуть глотки друг другу не перегрызли!… Налупили оплеух… Она ему даже нос разбила! А после пошли домой и, не сговариваясь, сожгли все свои фотки. Девка – в ванной, пацан – в унитазе… А потом сочинили каждый по бездарнейшему стиху. Поэты, блин… Но потом порвали… – Ангел громко хлебнул пива и добавил с усмешкой, – На шестнадцать…
– Почему именно на шестнадцать? – удивился Чёрт.
– Песня такая есть… Они с неё балдеют… – нехотя пояснил Ангел, подумав, что старый Чёрт всё равно не знает этой песни и тем более не поймёт, почему лист бумаги чаще всего рвётся на шестнадцать частей.
Но, к его досаде, Чёрт тут же понимающе хмыкнул вполголоса:
– Ага… На четыре, и ещё раз на четыре… А что за песня?
Собственно, Чёрт не был таким уж старым. Ему было только сорок. Он считался опытным техником-искусителем, надёжным и добросовестным. Да и Ангел был не пацаном-практикантом, а двадцатичетырёхлетним специалистом, окончившим один из небесных ВУЗов и уже пару лет проработавшим в должности спасателя. Но разница в возрасте (шестнадцать лет) была весьма заметной.
– Ну, как спасать таких придурков? Слава Богу, стихом дело закончилось! Могли и вены порезать в свои шестнадцать… – сердито продолжил Ангел.
– Закончилось ли… – с сомнением протянул Чёрт, пытливо взглянув на Ангела.
– Закончилось!– отрезал тот, допивая пиво, – Смена у меня закончилась! Не ночь же до утра их пасти…
Чёрт также допил свой портвейн, аккуратно поставил стаканчик на скамеечку и почти безразлично поинтересовался:
– А помирить не пробовал?
– Помирить? – хохотнул Ангел, – После такого? Да они убить готовы! Кроме того, абсолютно друг другу не подходят!... Да и надо ли? Какая может быть серьёзная любовь в шестнадцать лет! И вообще – дебилы!… Наркоманы потенциальные…
Ангел встал и, швырнув в траву бутылку, подытожил:
– Нет! Что разорвано – не склеишь! Как и их дурацкие стихи.
Чёрт тоже встал, разминая костлявые ноги в потёртых джинсах, и вдруг спросил:
– А стихи где?
– Я ж говорю, порвали! – раздражённо откликнулся Ангел, – То ли выкинули, то ли в карман сунули…
Чёрт удовлетворённо кивнул и, сосредоточившись на несколько секунд, материализовал над протянутыми вперёд ладонями ворох бумажных обрывков.
Ангел завистливо глянул на Чёрта. Он ещё не умел делать такого. А чёрт присел на корточки и начал терпеливо раскладывать на песке разорванные клочки по порядку.
«В маразм впадает старикан…» – презрительно подумал Ангел.
– И вправду – на шестнадцать, – умилился тот, разложив, наконец, все куски так, как они были в целых листах, и прочёл стих на бумаге в клеточку, написанный парнем. ...продолжение в комменте...
Не надо финтить, / не стоит вертеть!
Всё – лживо как / будто пазлы!
Мы не желаем / советы терпеть
ханжей из / правильной касты!
Давай же сшивать / мы не станем / прочной
ниткой / и суетиться.
Иголку втыкать / бесполезно./ Тихой
молитвой / пора молиться.
Сцепленье / порвалось. Спеши составлять
некролог. / Ускользающий смысл
пропадает и гибнет. / Воссоединять
уж поздно. / Теряется мысль.
Мы щекою щеку / устало скривим,
скрывая улыбку / предсмертного бреда.
Черепок к черепку, / в ледяной крови,
И обрывок к обрывку. / Узри победу…
Струится по ней / серпантин рваных лент,
мелькание / модных когда-то рубашек.
Я в очередь стал / и обломками лет
закидал и добил / расставание наше.
«Так он писал, темно и вяло…» – процитировал Чёрт.
– Чего? – не понял Ангел.
– Классику читать надо, – добродушно упрекнул тот и принялся за стих девушки, написанный на листке в линейку.
Если счастье разбилось / на сотни кусков,
зря осколки его / собирали
и, надеясь на милость / жестоких Богов,
от всезнающей / жизни спасали.
Если счастье разлезлось / за давностью лет,
мы его лоскуты / распустили.
Невзирая на ревность, / сияющий свет,
заглушая боль, / всё ж погасили.
Если счастье / так зыбко, что не одолеть
полуслов, / полуправд злую стаю,
наплевав на усталость, / мы будем болеть,
чувство с чувством и с мыслью / стравляя.
Черепки битых ваз / не приклеятся сразу.
Тряпки / нам не добавят воли.
Мы обрывками фраз, / приближаясь к экстазу,
усложним / гармонию боли.
В такт дыша, подопрём / мы судьбу рычагом,
аккуратно / придавим прессом,
не спеша соберём / всё в огромнейший ком
шов ко шву… / И раздавим весом!
– Да… Гениальности и здесь не наблюдается…. – задумчиво протянул Чёрт и замолчал, внимательно водя глазами по тридцати двум бумажным лоскуткам.
Ангелу надоело смотреть на это, и он уже, было, собрался уходить, но Чёрт вдруг еле слышно произнёс:
– Не склеишь, говоришь…
Он медленно протянул руку и стал неторопливо складывать из двух стихов один, используя левые и правые части от разных листов, надолго задумываясь перед каждым перекладыванием, щурясь и хмыкая, напоминая этим то ли раскладывание пасьянса, то ли анализ шахматной партии. Ангел недоуменно смотрел на эти непонятные манипуляции.
– Ну вот…Не Бог весть что… Но… Всё, что можно было сделать, – Чёрт, наклонив голову, оценивающе посмотрел на результат своего труда – шестнадцать обрывков из двух разных тетрадок, составивших вместе один корявый, неровный и разноцветный как лоскутное одеяло, лист. Оставшиеся неиспользованными кусочки он растёр между ладонями, и те мелкой золой осыпались на песок, а сложенные вместе – при этом на мгновенье вспыхнули голубоватым свечением.
Ангел нехотя присел рядом с Чёртом и начал недоверчиво читать получившиеся из разных половинок составные строчки.
Если счастье разбилось –
Не стоит вертеть
Зря осколки его, будто пазлы
И, надеясь на милость,
Советы терпеть
От всезнающей правильной касты.
Если счастье разлезлось –
Давай же сшивать
Мы его лоскуты прочной ниткой,
Не взирая на ревность,
Иголку втыкать,
Заглушая боль тихой молитвой.
Если счастье порвалось –
Спеши, составлять
Полуслов ускользающий смысл,
Наплевав на усталость,
Воссоединять
Чувство – с чувством, и с мыслью – мысль.
Черепки битых ваз,
Серпантин рваных лент,
Тряпки модных когда-то рубашек…
Мы обрывками фраз,
И обломками лет
Усложним расставание наше.
В такт дыша – подопрём
Мы щекою щеку,
Аккуратно, скрывая улыбку,
Не спеша соберём:
Черепок – к черепку,
Шов – ко шву и обрывок – к обрывку.
Дочитав до конца, Ангел, разинув рот, обалдело взглянул на Чёрта, который, слегка улыбаясь, поглядывал на стихи и, похоже, думал уже о чём-то другом.
– Ну ты даёшь…
Разве – я? Я не добавил ни буквы. Всё сказали они сами… Я только исправил грамматические ошибки и расставил знаки препинания… С этим у молодёжи сейчас того… не очень… А ты говоришь, не склеить…
– А что теперь делать? – растерянно спросил Ангел.
– Ну… – Лицо Чёрта приняло нарочито вдохновенное выражение, – Завтра при встрече они снова поругаются… Обнаружив свои порванные стихи в карманах джинсов, швырнут друг другу в лицо… Клочки бумаги медленно закружатся в воздухе и лягут на землю так, как лежат сейчас… Они присядут рядом… прочтут… Охренеют… Поглядят друг другу в глаза… А больше ничего делать и не надо.
– А они завтра… встретятся? – робко поинтересовался Ангел.
– Ну, брат, уж эту мелочь ты обеспечь! – усмехнулся Чёрт, – Кто из нас ангел?… А то меня ещё, чего доброго, штрафанут за нарушение Континуума.
– А если опять морды расцарапают?… – задумался Ангел.
– Запросто! – весело отозвался Чёрт, – Положено им морды царапать… и глупости делать… А тебе – положено всё это разруливать.
Ангел с лёгким раздражением посмотрел на Чёрта.
– Тебе бы ангелом быть… – завистливо проговорил он и вдруг встрепенулся – А что? Может, махнёмся? А то, надоело сопляков прибабахнутых спасать! А тебе – в самый раз. А?
Чёрт грустно усмехнулся и покачал головой.
– Нет, брат… Ничего не получится…
– Почему? – возразил Ангел, – Моих коллег так уже переводили. Наш кадровик любит из вашего ведомства работников брать. А ваши, я слышал, тоже не возражают. Лишь бы замена была.
– Да не в этом дело… – отмахнулся Чёрт.
– А в чём? – допытывался Ангел, как видно всерьёз загоревшись этой идеей.
Чёрт замолчал и начал чертить прутиком узоры на песке.
– Так в чём же? – не отставал Ангел.
– В отличие от тебя, мой юный друг, – с застывшей улыбкой, но очень серьёзно, тихо и медленно произнёс Чёрт, – я не предам своё Зло…
«Дурак ты…» – мелькнуло в голове у Ангела.
«Дурак я…» – снисходительно согласился в мыслях Чёрт.
(Андрей Якобчуков /"Конструктор").
много буквСтарый Чёрт и молодой Ангел устало сидели на скамеечке заброшенной спортивной площадки и, поглядывая на клонившееся к закату солнце, расслаблялись после отработанной смены. Молодой Ангел оживлённо рассказывал о сегодняшней работе, периодически запрокидывая бутылку импортного пива; старый Чёрт спокойно слушал, не спеша прихлёбывая из пластикового стаканчика портвейн, купленный в ближайшей забегаловке.
– Представляешь? Чуть глотки друг другу не перегрызли!… Налупили оплеух… Она ему даже нос разбила! А после пошли домой и, не сговариваясь, сожгли все свои фотки. Девка – в ванной, пацан – в унитазе… А потом сочинили каждый по бездарнейшему стиху. Поэты, блин… Но потом порвали… – Ангел громко хлебнул пива и добавил с усмешкой, – На шестнадцать…
– Почему именно на шестнадцать? – удивился Чёрт.
– Песня такая есть… Они с неё балдеют… – нехотя пояснил Ангел, подумав, что старый Чёрт всё равно не знает этой песни и тем более не поймёт, почему лист бумаги чаще всего рвётся на шестнадцать частей.
Но, к его досаде, Чёрт тут же понимающе хмыкнул вполголоса:
– Ага… На четыре, и ещё раз на четыре… А что за песня?
Собственно, Чёрт не был таким уж старым. Ему было только сорок. Он считался опытным техником-искусителем, надёжным и добросовестным. Да и Ангел был не пацаном-практикантом, а двадцатичетырёхлетним специалистом, окончившим один из небесных ВУЗов и уже пару лет проработавшим в должности спасателя. Но разница в возрасте (шестнадцать лет) была весьма заметной.
– Ну, как спасать таких придурков? Слава Богу, стихом дело закончилось! Могли и вены порезать в свои шестнадцать… – сердито продолжил Ангел.
– Закончилось ли… – с сомнением протянул Чёрт, пытливо взглянув на Ангела.
– Закончилось!– отрезал тот, допивая пиво, – Смена у меня закончилась! Не ночь же до утра их пасти…
Чёрт также допил свой портвейн, аккуратно поставил стаканчик на скамеечку и почти безразлично поинтересовался:
– А помирить не пробовал?
– Помирить? – хохотнул Ангел, – После такого? Да они убить готовы! Кроме того, абсолютно друг другу не подходят!... Да и надо ли? Какая может быть серьёзная любовь в шестнадцать лет! И вообще – дебилы!… Наркоманы потенциальные…
Ангел встал и, швырнув в траву бутылку, подытожил:
– Нет! Что разорвано – не склеишь! Как и их дурацкие стихи.
Чёрт тоже встал, разминая костлявые ноги в потёртых джинсах, и вдруг спросил:
– А стихи где?
– Я ж говорю, порвали! – раздражённо откликнулся Ангел, – То ли выкинули, то ли в карман сунули…
Чёрт удовлетворённо кивнул и, сосредоточившись на несколько секунд, материализовал над протянутыми вперёд ладонями ворох бумажных обрывков.
Ангел завистливо глянул на Чёрта. Он ещё не умел делать такого. А чёрт присел на корточки и начал терпеливо раскладывать на песке разорванные клочки по порядку.
«В маразм впадает старикан…» – презрительно подумал Ангел.
– И вправду – на шестнадцать, – умилился тот, разложив, наконец, все куски так, как они были в целых листах, и прочёл стих на бумаге в клеточку, написанный парнем. ...продолжение в комменте...
Не надо финтить, / не стоит вертеть!
Всё – лживо как / будто пазлы!
Мы не желаем / советы терпеть
ханжей из / правильной касты!
Давай же сшивать / мы не станем / прочной
ниткой / и суетиться.
Иголку втыкать / бесполезно./ Тихой
молитвой / пора молиться.
Сцепленье / порвалось. Спеши составлять
некролог. / Ускользающий смысл
пропадает и гибнет. / Воссоединять
уж поздно. / Теряется мысль.
Мы щекою щеку / устало скривим,
скрывая улыбку / предсмертного бреда.
Черепок к черепку, / в ледяной крови,
И обрывок к обрывку. / Узри победу…
Струится по ней / серпантин рваных лент,
мелькание / модных когда-то рубашек.
Я в очередь стал / и обломками лет
закидал и добил / расставание наше.
«Так он писал, темно и вяло…» – процитировал Чёрт.
– Чего? – не понял Ангел.
– Классику читать надо, – добродушно упрекнул тот и принялся за стих девушки, написанный на листке в линейку.
Если счастье разбилось / на сотни кусков,
зря осколки его / собирали
и, надеясь на милость / жестоких Богов,
от всезнающей / жизни спасали.
Если счастье разлезлось / за давностью лет,
мы его лоскуты / распустили.
Невзирая на ревность, / сияющий свет,
заглушая боль, / всё ж погасили.
Если счастье / так зыбко, что не одолеть
полуслов, / полуправд злую стаю,
наплевав на усталость, / мы будем болеть,
чувство с чувством и с мыслью / стравляя.
Черепки битых ваз / не приклеятся сразу.
Тряпки / нам не добавят воли.
Мы обрывками фраз, / приближаясь к экстазу,
усложним / гармонию боли.
В такт дыша, подопрём / мы судьбу рычагом,
аккуратно / придавим прессом,
не спеша соберём / всё в огромнейший ком
шов ко шву… / И раздавим весом!
– Да… Гениальности и здесь не наблюдается…. – задумчиво протянул Чёрт и замолчал, внимательно водя глазами по тридцати двум бумажным лоскуткам.
Ангелу надоело смотреть на это, и он уже, было, собрался уходить, но Чёрт вдруг еле слышно произнёс:
– Не склеишь, говоришь…
Он медленно протянул руку и стал неторопливо складывать из двух стихов один, используя левые и правые части от разных листов, надолго задумываясь перед каждым перекладыванием, щурясь и хмыкая, напоминая этим то ли раскладывание пасьянса, то ли анализ шахматной партии. Ангел недоуменно смотрел на эти непонятные манипуляции.
– Ну вот…Не Бог весть что… Но… Всё, что можно было сделать, – Чёрт, наклонив голову, оценивающе посмотрел на результат своего труда – шестнадцать обрывков из двух разных тетрадок, составивших вместе один корявый, неровный и разноцветный как лоскутное одеяло, лист. Оставшиеся неиспользованными кусочки он растёр между ладонями, и те мелкой золой осыпались на песок, а сложенные вместе – при этом на мгновенье вспыхнули голубоватым свечением.
Ангел нехотя присел рядом с Чёртом и начал недоверчиво читать получившиеся из разных половинок составные строчки.
Если счастье разбилось –
Не стоит вертеть
Зря осколки его, будто пазлы
И, надеясь на милость,
Советы терпеть
От всезнающей правильной касты.
Если счастье разлезлось –
Давай же сшивать
Мы его лоскуты прочной ниткой,
Не взирая на ревность,
Иголку втыкать,
Заглушая боль тихой молитвой.
Если счастье порвалось –
Спеши, составлять
Полуслов ускользающий смысл,
Наплевав на усталость,
Воссоединять
Чувство – с чувством, и с мыслью – мысль.
Черепки битых ваз,
Серпантин рваных лент,
Тряпки модных когда-то рубашек…
Мы обрывками фраз,
И обломками лет
Усложним расставание наше.
В такт дыша – подопрём
Мы щекою щеку,
Аккуратно, скрывая улыбку,
Не спеша соберём:
Черепок – к черепку,
Шов – ко шву и обрывок – к обрывку.
Дочитав до конца, Ангел, разинув рот, обалдело взглянул на Чёрта, который, слегка улыбаясь, поглядывал на стихи и, похоже, думал уже о чём-то другом.
– Ну ты даёшь…
Разве – я? Я не добавил ни буквы. Всё сказали они сами… Я только исправил грамматические ошибки и расставил знаки препинания… С этим у молодёжи сейчас того… не очень… А ты говоришь, не склеить…
– А что теперь делать? – растерянно спросил Ангел.
– Ну… – Лицо Чёрта приняло нарочито вдохновенное выражение, – Завтра при встрече они снова поругаются… Обнаружив свои порванные стихи в карманах джинсов, швырнут друг другу в лицо… Клочки бумаги медленно закружатся в воздухе и лягут на землю так, как лежат сейчас… Они присядут рядом… прочтут… Охренеют… Поглядят друг другу в глаза… А больше ничего делать и не надо.
– А они завтра… встретятся? – робко поинтересовался Ангел.
– Ну, брат, уж эту мелочь ты обеспечь! – усмехнулся Чёрт, – Кто из нас ангел?… А то меня ещё, чего доброго, штрафанут за нарушение Континуума.
– А если опять морды расцарапают?… – задумался Ангел.
– Запросто! – весело отозвался Чёрт, – Положено им морды царапать… и глупости делать… А тебе – положено всё это разруливать.
Ангел с лёгким раздражением посмотрел на Чёрта.
– Тебе бы ангелом быть… – завистливо проговорил он и вдруг встрепенулся – А что? Может, махнёмся? А то, надоело сопляков прибабахнутых спасать! А тебе – в самый раз. А?
Чёрт грустно усмехнулся и покачал головой.
– Нет, брат… Ничего не получится…
– Почему? – возразил Ангел, – Моих коллег так уже переводили. Наш кадровик любит из вашего ведомства работников брать. А ваши, я слышал, тоже не возражают. Лишь бы замена была.
– Да не в этом дело… – отмахнулся Чёрт.
– А в чём? – допытывался Ангел, как видно всерьёз загоревшись этой идеей.
Чёрт замолчал и начал чертить прутиком узоры на песке.
– Так в чём же? – не отставал Ангел.
– В отличие от тебя, мой юный друг, – с застывшей улыбкой, но очень серьёзно, тихо и медленно произнёс Чёрт, – я не предам своё Зло…
«Дурак ты…» – мелькнуло в голове у Ангела.
«Дурак я…» – снисходительно согласился в мыслях Чёрт.
(Андрей Якобчуков /"Конструктор").
-
-
10.12.2008 в 23:14-
-
11.12.2008 в 02:47-
-
11.12.2008 в 12:11-
-
11.12.2008 в 22:21Нет слов!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
-
-
12.12.2008 в 10:50