Понедельник начинается в субботу
Слушай, я знаю, трогано-перетрогано, истины прописные на пол-листа.
Раньше, Маринка, я обращалась к Богу, но нынче боюсь, что он от меня устал.
Дергала, мучила, голову заморочила, мол, расскажи мне правду, пошли мне знак...
То есть его не то чтобы жальче прочих, но просто пора, наверно, и честь бы знать.
Так что таким вот тихим февральским ночером... Я ненадолго, мне ведь домой чесать...
Слушай, ты понимаешь, к нему-то очередь, а до тебя автобусом полчаса.
Слушай, Маринка, так, как тебе, ну, правда же, Богу еще ни разу не повезло.
Нынче - ты видишь - мир оказался радужным, будто бы всё добро победило зло.
Будто бы всё, закончились горки-горочки, те что об елку мордой и всё круша.
Нынче Москва прекрасна, мороз иголочкой губ уголки прилежно пришил к ушам.
То есть теперь чем дальше - тем интереснее, то есть что было сложно - теперь легко,
то есть у Вити поят вином и песнями, а у Анеты чаем и молоком.
Богу-то я всё время печаль и жалобы, звуком слегка похожие на пилу,
знаешь, при нем я так легко не лежала бы, скорчилась бы, наверное, на полу.
И вспоминала б горе своё по мелочи, с траурными подробностями причем,
он ведь готов услышать о каждой немочи, тоже, делов-то, плакать ему в плечо.
И разливаться речкою по раздольному,а под конец с гнусавеньким "ах, прости"
вытереть слезы. Высморкаться в подол ему. Выйти, пообещав над собой расти.
Ох, мы с тобой смеемся - ему икается, а ведь недавно липла с раскрытым ртом.
К этому так безропотно привыкается, что отвыкать намучаешься потом.
То есть вот так идешь, возвращаясь с рыночка, глазки закроешь и говори, стенай.
Ну, вот зачем, скажи мне, кому Мариночка, пусть она и надежная, как стена.
Ну и давайте, так себе и живите, в черной тоске грызите родной матрас.
Мы тут с Маринкой пьем за здоровье Витино чтоб емы было счастье двенадцать раз.
Мы это всё забудем, но вы запомните? Ткните в ладонь, когда я опять сорвусь.
Женька сопит тихонько в соседней комнате и обнимает плюшевую сову.
Мир заключен в ее непокорном локоне, дремлет в ее запутавшейся косе...
Слушай, Маринка, Бога просить неловко но, - пусть у нее всё сбудется лучше всех?
Слушай, ты понимаешь, дорога трудная, а для судьбы мы все на одно лицо.
Пусть у нее, у Мишки из Долгопрудного, Натки со Стасом, Кости из Люберцов,
всех и не перечислишь, а время дорого, капает, ночь уходит, зима поет,
пусть у них, понимаешь, всё будет здорово, как вот у нас, когда мы сидим вдвоем.
Солнце вспороло снег золотыми венами, выйти на улицу, выключить дома свет.
Слушай, не трогай Бога, ему наверное, тоже хотелось - ночером по Москве.
Раньше, Маринка, я обращалась к Богу, но нынче боюсь, что он от меня устал.
Дергала, мучила, голову заморочила, мол, расскажи мне правду, пошли мне знак...
То есть его не то чтобы жальче прочих, но просто пора, наверно, и честь бы знать.
Так что таким вот тихим февральским ночером... Я ненадолго, мне ведь домой чесать...
Слушай, ты понимаешь, к нему-то очередь, а до тебя автобусом полчаса.
Слушай, Маринка, так, как тебе, ну, правда же, Богу еще ни разу не повезло.
Нынче - ты видишь - мир оказался радужным, будто бы всё добро победило зло.
Будто бы всё, закончились горки-горочки, те что об елку мордой и всё круша.
Нынче Москва прекрасна, мороз иголочкой губ уголки прилежно пришил к ушам.
То есть теперь чем дальше - тем интереснее, то есть что было сложно - теперь легко,
то есть у Вити поят вином и песнями, а у Анеты чаем и молоком.
Богу-то я всё время печаль и жалобы, звуком слегка похожие на пилу,
знаешь, при нем я так легко не лежала бы, скорчилась бы, наверное, на полу.
И вспоминала б горе своё по мелочи, с траурными подробностями причем,
он ведь готов услышать о каждой немочи, тоже, делов-то, плакать ему в плечо.
И разливаться речкою по раздольному,а под конец с гнусавеньким "ах, прости"
вытереть слезы. Высморкаться в подол ему. Выйти, пообещав над собой расти.
Ох, мы с тобой смеемся - ему икается, а ведь недавно липла с раскрытым ртом.
К этому так безропотно привыкается, что отвыкать намучаешься потом.
То есть вот так идешь, возвращаясь с рыночка, глазки закроешь и говори, стенай.
Ну, вот зачем, скажи мне, кому Мариночка, пусть она и надежная, как стена.
Ну и давайте, так себе и живите, в черной тоске грызите родной матрас.
Мы тут с Маринкой пьем за здоровье Витино чтоб емы было счастье двенадцать раз.
Мы это всё забудем, но вы запомните? Ткните в ладонь, когда я опять сорвусь.
Женька сопит тихонько в соседней комнате и обнимает плюшевую сову.
Мир заключен в ее непокорном локоне, дремлет в ее запутавшейся косе...
Слушай, Маринка, Бога просить неловко но, - пусть у нее всё сбудется лучше всех?
Слушай, ты понимаешь, дорога трудная, а для судьбы мы все на одно лицо.
Пусть у нее, у Мишки из Долгопрудного, Натки со Стасом, Кости из Люберцов,
всех и не перечислишь, а время дорого, капает, ночь уходит, зима поет,
пусть у них, понимаешь, всё будет здорово, как вот у нас, когда мы сидим вдвоем.
Солнце вспороло снег золотыми венами, выйти на улицу, выключить дома свет.
Слушай, не трогай Бога, ему наверное, тоже хотелось - ночером по Москве.
-
-
19.04.2008 в 14:38-
-
19.04.2008 в 14:50Алька Кудряшева, еще два стиха можно прочесть тут: content.mail.ru/arch/3279/1401363.html
((:
-
-
19.04.2008 в 15:01