...Мне совершенно необходимо тебе написать. Хотя словами мне сказать тебе нечего. Это слишком глубоко во мне, слишком переплелось со мной. И смута так велика, что ее не передать никакими словами.
Но, несмотря ни нa что, мне необходимо поговорить с тобой. Не потому что я надеюсь на понимание. Скорее я предпринимаю попытку, обречённую на провал. Слова. Так подбрасывают в воздух почтовых голубей, не зная, долетят ли. Но знаешь, может, посыл значим сам но себе, и он более значим, чем получение. Тебе я отдал всего себя. И теперь, может быть, по собственной воле повторно иду в рабство.
читать дальшеТебе измениться невозможно. Я сказал тебе, что не понимаю, но я понимаю всё, понимаю, – когда ты становишься ближе, когда отдаляешься, когда приходишь ко мне, когда отправляешь меня в изгнание. Ты переменчивая погода, а я все пытаюсь погреть старые раны на солнышке.
Не стесняй себя ни в чём, я прекрасно вижу то главное, что ведет тебя. Ты хочешь, чтобы тебя собрали. Мне трудно выразить тебя словами: жатва, собирающая сама себя. Я думаю о языке, это всегда сотворение мира, который мне кажется самым правдивым.
"Под сенью вечно летящих голубей…"
Вот так мне нужно было бы говорить с тобой, чтобы что-то сказать, опасная моя любовь.
Иногдa сердце во мне хмелеет, начинает потихонечку закипать. В горле щекотно от смеха. Я чувствую, счастье переполняет меня, но боюсь его заметить. Осторожно поднимаю глаза и поглядываю на свое счастье. Присаживаюсь поближе к ослепительному солнцу, подставляю спину, греюсь. Млею, как ящерка: я так долго спал…
Но как опасна моя беспечность: по твоему лицу пробежала тень.
Твое лицо.
Потеряннaя мной колония.
Как-то раз ты назвала меня "слабым ребенком"...Думаю, я и есть ребенок. Не умею строить, не умею владеть. Боюсь, что не узнаю свой дом.
А вот эту фразу, светлую и безнадежную, я люблю больше всего на свете.
"Мое короткое жаркое грустное и блаженное лето".
Я верил, что оно вернется.
Вот. А мне много не надо. Скромный завтрак поздним утром в день отъезда.
Вот. После этой минуты нежности говорю себе: вот он, мой скромный завтрак.
Моя единственная любовь.
Я знаю, что прожить со мной жизнь невозможно. Я слабее домов, деревьев, всего, что построено. Гораздо слaбее.
Но все начинается сначала. Узнаю счастье, узнаю весну и свою тоску.
Узнаю слова, которые хочу скaзaть.
Испуг рaзбуженного ребенка, он испугался рaньше, проснулся и вспомнил об испуге.
Любимaя моя, не пугайтесь: я разговариваю сам с собой. Любовь много больше меня. Мне нужно ее рассказать.
...
Я нуждаюсь в прощении, у меня захмелело сердце. Я сердит на себя, что не сумел удержать все в себе. И все же будь уверена, что я никогда больше не буду говорить с тобой об этом. Я вовсе не хочу сказать, что забуду тебя - думаю не без грусти, что это невозможно. Но видеться с тобой я больше не буду, сама того не желая, ты причиняешь мне слишком много боли. Говорю тебе это без горечи, клянусь. Я досадую на любовь, похожую на затяжную болезнь, и не знаю, в самом деле, досадую или нет, потому что она лучшее, что у меня есть. Но встречи для меня опасны: покажется, что меня оделили капелькой нежности, и сердца не унять.
И все-таки мне бы хотелось писать тебе время от времени - хотелось бы, чтобы ты отвечала. Уверен, ты тоже этого хочешь. Еще хочу почувствовать тебя надежным другом. Может, и ты хочешь этого? Меня ты можешь просить обо всем, ты знаешь. Любую жертву, в любую секунду. Я не пытаюсь уверить тебя, что это с моей стороны большой подарок, потому что я никогда тебе по понaдоблюсь, но, быть может, это чуть меньше одиночества в миг, когдa очень одиноко. И я всегда прощу тебе все, пусть ты даже делаешь мне очень больно. Поверь, и это я говорю без желaния убедить тебя в собственном великодушии: если я омрачу твой обрaз, что у меня остaнется? Ты нaвсегдa неприкосновенна.
...
...Знаешь, я понял, что не умею писать тебе. Возле тебя я умею только молчать. Представь себе лес, поле, реку, все говорит – вода, птицы, листва. И вдруг наступает тишина. Необычайная. Мне всегда кажется, что в этот миг незримый хозяин спускается в свои владения, стопа его касается травы, и кузнечики от волнения замирают, затихают потрясенные птицы. Почтительно стихает ветер. Ничто не шелохнется. И со мной происходит то же самое, стоит тебе приблизиться. Моя нежность, желания, сожаления – всё замирает. Замирают образы , что рождаются во мне, – я принимаю тебя всем своим существом. И боюсь в то же время, боюсь, что ты подумаешь: как здесь тихо! Мне скучно в этом королевстве, ручьи здесь знают слишком мало песен. И медленно уходишь, задевая подолом платья траву, а трава замерла потому, что прикоснулась к твоему платью.
Ты не знаешь, в каком отчаянии будут потом кузнечики: она не слышала, как мы стрекочем! Птицы: она не слышала наших песен. Ветер: она не узнала моей силы. Моей своевольной ярости. Жалуются, переговариваясь все, но стоит тебе приблизиться, вновь замирают в молчании. И от этого мне так больно.
С каждым днем растет во мне равнодушие к оценкaм, одобрения , неодобрения мне неинтересны. С каждым днем я все безразличнее к тому, что думают обо мне. Мне кажется, чaсть меня уже отлетелa. Так мало людей, которые могут заполучить меня обратно. Ты можешь. Кaк ты ощутимо весома!
Скaжи себе нa ушко перед сном сегодня вечером, что кто-то любит тебя.
(с)из писем Антуана де Сент-Экзюпери Луизе де Вильморен