так люди и катятся в пропасть
Несколько часов назад он точно так же стоял здесь. За это время умер человек. Но что тут особенного? Ежеминутно умирают тысячи людей. Так свидетельствует статистика. В этом тоже нет ничего особенного. Но для того, кто умирал, его смерть была самым важным, более важным, чем весь земной шар, который неизменно продолжал вращаться.
==========
— Когда умираешь, становишься каким-то необычайно значительным, а пока жив, никому до тебя дела нет.
==========
Забыть… Какое слово! В нем и ужас, и утешение, и обман! Кто бы мог жить, не забывая? Но кто способен забыть все, о чем не хочется помнить? Шлак воспоминаний, разрывающий сердце. Свободен лишь тот, кто утратил все, ради чего стоит жить.
читать дальше==========
— Вера легко ведет к фанатизму. Вот почему во имя религии пролито столько крови. — Он усмехнулся, не скрывая издевки. — Терпимость — дочь сомнения, Эжени. Ведь при всей вашей религиозности вы куда более враждебно относитесь ко мне, чем я, отпетый безбожник, к вам. Разве нет?
==========
От оскорбления можно защититься, от сострадания нельзя.
==========
— Нигде ничто не ждет человека, — сказал Равик. — Всегда надо самому приносить с собой все.
==========
— Скоро утро. Когда я вернусь, уже будет утро, и жить станет проще.
==========
Раскаяние — самая бесполезная вещь на свете. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе все мы были бы святыми. Жизнь не имела в виду сделать нас совершенными. Тому, кто совершенен, место в музее.
==========
— Вышли бы вы замуж, Эжени, — сказал Равик. — За вдовца с детьми. Или за владельца похоронного бюро.
==========
Самый легкий характер у циников, самый невыносимый — у идеалистов.
==========
Все, что можно уладить с помощью денег, обходится дешево.
==========
— Вы знаете русский?
— Так, насколько меня обучил ему Морозов. Главным образом ругательства. В этом смысле русский — просто выдающийся язык.
==========
Мертвых похорони, а сам вгрызайся в жизнь. Время быстротечно. Выстоять — вот что главное. Когда-нибудь ты понадобишься. Ради этого надо сберечь себя и быть наготове.
==========
Зачем расстраиваться, если случай безнадежный?
==========
— Что позабудешь, того потом не хватает всю жизнь, мсье, — заявил он. По-видимому, для него тема была далеко не исчерпана. — Правильно. А все, что запоминается, превращает жизнь в ад.
==========
— Все это, конечно, соблазнительно, — сказал он. — Покой, камин, книги, тишина… Прежде в этом видели одно мещанство. Теперь это мечты о потерянном рае.
==========
— Если хочешь что-либо сделать, никогда не спрашивай о последствиях. Иначе так ничего и не сделаешь.
==========
Она посмотрела на него. — Когда дело касается мелочей, можно и спросить, а ежели речь идет о важном — никогда.
==========
— Жоан, — медленно произнес он, словно желая сказать что-то совсем другое. — Как хорошо, что ты здесь.
Она посмотрела на него. Он взял ее за руки.
— Понимаешь ли ты, что это значит? Больше, чем тысяча слов…
Она кивнула. Ее глаза вдруг наполнились слезами.
— Ничего это не значит, — сказала она. — Ровно ничего.
— Неправда, — возразил Равик, зная, что это правда.
— Нет. Ничего это не значит. Ты должен любить меня, любимый, вот и все. Он помолчал.
— Ты должен меня любить, — повторила она. — Иначе я пропала.
Пропала, подумал он. Как легко она это говорит! Кто действительно пропал, тот молчит.
==========
- <...> мы слишком много времени торчим в комнатах. Слишком много думаем в четырех стенах. Слишком много живем и отчаиваемся взаперти. А на лоне природы разве можно впасть в отчаяние?
— Еще как! — сказал Равик. — Опять-таки потому, что мы очень привыкли к комнатам. А сольешься с природой — никогда не станешь отчаиваться. Да и само отчаяние среди лесов и полей выглядит куда приличнее, нежели в отдельной квартире с ванной и кухней. И даже как-то уютнее. Не возражай! Стремление противоречить свидетельствует об ограниченности духа, свойственной Западу.
==========
Факты бытия просты и тривиальны. Лишь наша фантазия способна их оживить. Она превращает факты, эти шесты с веревками для сушки белья, во флагштоки, на которых развеваются полинялые знамена наших грез.
==========
Между прочим, добавлю, что мы и спим слишком много в комнатах. Превращаемся в мебель. Каменные громады домов переломили нам спинной хребет. Чем мы стали? Ходячей мебелью, сейфами, арендными договорами, получателями жалованья, кухонными горшками и ватерклозетами. — Правильно, мы стали ходячими рупорами идей, военными заводами, приютами для слепых и сумасшедшими домами. — Не прерывай меня. Пей, молчи и живи, убийца со скальпелем. Посмотри, что с нами стало? Насколько мне известно, только у древних греков были боги вина и веселья — Вакх и Дионис. А у нас вместо них — Фрейд, комплекс неполноценности и психоанализ, боязнь громких слов в любви и склонность к громким словам в политике. Скучная мы порода, не правда ли?
==========
— Нет, мне кажется, мы живем в век консервов.
— Консервов? Почему?
Равик показал на газеты.
— Нам больше не нужно думать. Все за нас заранее продумано, разжевано и даже пережито. Консервы! Остается только открывать банки. Доставка на дом три раза в день. Ничего не надо сеять, выращивать, кипятить на огне раздумий, сомнений и тоски. Консервы. — Он усмехнулся. — Нелегко мы живем, Борис. Разве что дешево.
— Мы живем как фальшивомонетчики.
==========
Без любви человек не более чем мертвец в отпуске, несколько дат, ничего не говорящее имя. Но зачем же тогда жить? С таким же успехом можно и умереть…
==========
— Дэзи, у доктора Равика своя теория. Он называет ее систематикой случая. По его теории, самое невероятное почти всегда оказывается наиболее логичным.
==========
Больше или меньше удобств — не в этом главное. Важно только, на что мы тратим свою жизнь. Да и то не всегда.
==========
Только самые простые вещи никогда не разочаровывают. Счастье достается как-то очень просто и всегда намного проще, чем думаешь.
==========
— Жоан, любовь — не зеркальный пруд, в который можно вечно глядеться. У нее есть приливы и отливы. И обломки кораблей, потерпевших крушение, и затонувшие города, и осьминоги, и бури, и ящики с золотом, и жемчужины… Но жемчужины — те лежат совсем глубоко.
— Об этом я ничего не знаю. Любовь — это когда люди принадлежат друг другу. Навсегда.
==========
Все всегда предрешено заранее, а люди не сознают этого и момент драматической развязки принимают за решающий час, хотя он уже давно беззвучно пробил.
==========
Острова ни от чего не спасают. Тревогу сердца ничем не унять. Скорее всего теряешь то, что держишь в руках, когда оставляешь сам — потери уже не ощущаешь.
==========
А кто объясняется, тот уже оправдывается.
==========
— Измучены только победители. Побежденные настроены весьма воинственно. Победа порождает беспечность.
==========
Ничто не возвращается. Ничто не восстанавливается. Даже если Жоан вернется, прежнего уже не будет. Склеенный кристалл. Упущенный час. Никто не сможет его вернуть.
==========
Избавься ты, ради Бога, от этих мыслей! Если хочется, разбей что-нибудь крупное и не слишком дорогое. К примеру, разнеси на куски все кадки с пальмами в «Энтернасьонале».
— Нет смысла.
— Тогда говори. Говори, пока хватит сил. Выговорись до конца и почувствуешь облегчение. Ты не русский, иначе ты бы это понял.
==========
— В каком веке вы хотели бы жить, будь у вас возможность выбора? — спросила Кэт.
— В двадцатом. Иначе я давно бы умер и какой-нибудь идиот пошел бы в моем костюме на бал к Монфорам.
— Я не то имела в виду. В каком веке вы хотели бы заново прожить жизнь?
Равик посмотрел на бархатный рукав камзола.
— Опять-таки в двадцатом, — ответил он. — Пусть это самый гнусный, кровавый, растленный, бесцветный, трусливый и грязный век — и все-таки в двадцатом.
==========
— Человек не подозревает, как много он способен забыть. Это и великое благо, и страшное зло.
==========
— Красивая машина, — сказал Равик.
— Ты еще скажи — красивые шины, — ответил Морозов и шумно вздохнул. — Несгибаемый, железный Равик, — добавил он с досадой. — Корректный западноевропеец. Сказал бы просто — подлая стерва. Это я еще мог бы понять. А то — красивая машина…
==========
— Хочешь насладиться последними вечерами? Перед концом света, не так ли?
— Именно так. Все это больше не повторится.
— Тогда стоит ли горевать?
— Конечно, не стоит. Ведь и мы тоже не повторимся. Вчерашний день отшумел, и никакие слезы, никакие мольбы не вернут нам его.
— Ты слишком много говоришь. — Морозов встал. — Благодари судьбу за то, что тебе дано присутствовать при конце века. Это был плохой век.
==========
==========
— Когда умираешь, становишься каким-то необычайно значительным, а пока жив, никому до тебя дела нет.
==========
Забыть… Какое слово! В нем и ужас, и утешение, и обман! Кто бы мог жить, не забывая? Но кто способен забыть все, о чем не хочется помнить? Шлак воспоминаний, разрывающий сердце. Свободен лишь тот, кто утратил все, ради чего стоит жить.
читать дальше==========
— Вера легко ведет к фанатизму. Вот почему во имя религии пролито столько крови. — Он усмехнулся, не скрывая издевки. — Терпимость — дочь сомнения, Эжени. Ведь при всей вашей религиозности вы куда более враждебно относитесь ко мне, чем я, отпетый безбожник, к вам. Разве нет?
==========
От оскорбления можно защититься, от сострадания нельзя.
==========
— Нигде ничто не ждет человека, — сказал Равик. — Всегда надо самому приносить с собой все.
==========
— Скоро утро. Когда я вернусь, уже будет утро, и жить станет проще.
==========
Раскаяние — самая бесполезная вещь на свете. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе все мы были бы святыми. Жизнь не имела в виду сделать нас совершенными. Тому, кто совершенен, место в музее.
==========
— Вышли бы вы замуж, Эжени, — сказал Равик. — За вдовца с детьми. Или за владельца похоронного бюро.
==========
Самый легкий характер у циников, самый невыносимый — у идеалистов.
==========
Все, что можно уладить с помощью денег, обходится дешево.
==========
— Вы знаете русский?
— Так, насколько меня обучил ему Морозов. Главным образом ругательства. В этом смысле русский — просто выдающийся язык.
==========
Мертвых похорони, а сам вгрызайся в жизнь. Время быстротечно. Выстоять — вот что главное. Когда-нибудь ты понадобишься. Ради этого надо сберечь себя и быть наготове.
==========
Зачем расстраиваться, если случай безнадежный?
==========
— Что позабудешь, того потом не хватает всю жизнь, мсье, — заявил он. По-видимому, для него тема была далеко не исчерпана. — Правильно. А все, что запоминается, превращает жизнь в ад.
==========
— Все это, конечно, соблазнительно, — сказал он. — Покой, камин, книги, тишина… Прежде в этом видели одно мещанство. Теперь это мечты о потерянном рае.
==========
— Если хочешь что-либо сделать, никогда не спрашивай о последствиях. Иначе так ничего и не сделаешь.
==========
Она посмотрела на него. — Когда дело касается мелочей, можно и спросить, а ежели речь идет о важном — никогда.
==========
— Жоан, — медленно произнес он, словно желая сказать что-то совсем другое. — Как хорошо, что ты здесь.
Она посмотрела на него. Он взял ее за руки.
— Понимаешь ли ты, что это значит? Больше, чем тысяча слов…
Она кивнула. Ее глаза вдруг наполнились слезами.
— Ничего это не значит, — сказала она. — Ровно ничего.
— Неправда, — возразил Равик, зная, что это правда.
— Нет. Ничего это не значит. Ты должен любить меня, любимый, вот и все. Он помолчал.
— Ты должен меня любить, — повторила она. — Иначе я пропала.
Пропала, подумал он. Как легко она это говорит! Кто действительно пропал, тот молчит.
==========
- <...> мы слишком много времени торчим в комнатах. Слишком много думаем в четырех стенах. Слишком много живем и отчаиваемся взаперти. А на лоне природы разве можно впасть в отчаяние?
— Еще как! — сказал Равик. — Опять-таки потому, что мы очень привыкли к комнатам. А сольешься с природой — никогда не станешь отчаиваться. Да и само отчаяние среди лесов и полей выглядит куда приличнее, нежели в отдельной квартире с ванной и кухней. И даже как-то уютнее. Не возражай! Стремление противоречить свидетельствует об ограниченности духа, свойственной Западу.
==========
Факты бытия просты и тривиальны. Лишь наша фантазия способна их оживить. Она превращает факты, эти шесты с веревками для сушки белья, во флагштоки, на которых развеваются полинялые знамена наших грез.
==========
Между прочим, добавлю, что мы и спим слишком много в комнатах. Превращаемся в мебель. Каменные громады домов переломили нам спинной хребет. Чем мы стали? Ходячей мебелью, сейфами, арендными договорами, получателями жалованья, кухонными горшками и ватерклозетами. — Правильно, мы стали ходячими рупорами идей, военными заводами, приютами для слепых и сумасшедшими домами. — Не прерывай меня. Пей, молчи и живи, убийца со скальпелем. Посмотри, что с нами стало? Насколько мне известно, только у древних греков были боги вина и веселья — Вакх и Дионис. А у нас вместо них — Фрейд, комплекс неполноценности и психоанализ, боязнь громких слов в любви и склонность к громким словам в политике. Скучная мы порода, не правда ли?
==========
— Нет, мне кажется, мы живем в век консервов.
— Консервов? Почему?
Равик показал на газеты.
— Нам больше не нужно думать. Все за нас заранее продумано, разжевано и даже пережито. Консервы! Остается только открывать банки. Доставка на дом три раза в день. Ничего не надо сеять, выращивать, кипятить на огне раздумий, сомнений и тоски. Консервы. — Он усмехнулся. — Нелегко мы живем, Борис. Разве что дешево.
— Мы живем как фальшивомонетчики.
==========
Без любви человек не более чем мертвец в отпуске, несколько дат, ничего не говорящее имя. Но зачем же тогда жить? С таким же успехом можно и умереть…
==========
— Дэзи, у доктора Равика своя теория. Он называет ее систематикой случая. По его теории, самое невероятное почти всегда оказывается наиболее логичным.
==========
Больше или меньше удобств — не в этом главное. Важно только, на что мы тратим свою жизнь. Да и то не всегда.
==========
Только самые простые вещи никогда не разочаровывают. Счастье достается как-то очень просто и всегда намного проще, чем думаешь.
==========
— Жоан, любовь — не зеркальный пруд, в который можно вечно глядеться. У нее есть приливы и отливы. И обломки кораблей, потерпевших крушение, и затонувшие города, и осьминоги, и бури, и ящики с золотом, и жемчужины… Но жемчужины — те лежат совсем глубоко.
— Об этом я ничего не знаю. Любовь — это когда люди принадлежат друг другу. Навсегда.
==========
Все всегда предрешено заранее, а люди не сознают этого и момент драматической развязки принимают за решающий час, хотя он уже давно беззвучно пробил.
==========
Острова ни от чего не спасают. Тревогу сердца ничем не унять. Скорее всего теряешь то, что держишь в руках, когда оставляешь сам — потери уже не ощущаешь.
==========
А кто объясняется, тот уже оправдывается.
==========
— Измучены только победители. Побежденные настроены весьма воинственно. Победа порождает беспечность.
==========
Ничто не возвращается. Ничто не восстанавливается. Даже если Жоан вернется, прежнего уже не будет. Склеенный кристалл. Упущенный час. Никто не сможет его вернуть.
==========
Избавься ты, ради Бога, от этих мыслей! Если хочется, разбей что-нибудь крупное и не слишком дорогое. К примеру, разнеси на куски все кадки с пальмами в «Энтернасьонале».
— Нет смысла.
— Тогда говори. Говори, пока хватит сил. Выговорись до конца и почувствуешь облегчение. Ты не русский, иначе ты бы это понял.
==========
— В каком веке вы хотели бы жить, будь у вас возможность выбора? — спросила Кэт.
— В двадцатом. Иначе я давно бы умер и какой-нибудь идиот пошел бы в моем костюме на бал к Монфорам.
— Я не то имела в виду. В каком веке вы хотели бы заново прожить жизнь?
Равик посмотрел на бархатный рукав камзола.
— Опять-таки в двадцатом, — ответил он. — Пусть это самый гнусный, кровавый, растленный, бесцветный, трусливый и грязный век — и все-таки в двадцатом.
==========
— Человек не подозревает, как много он способен забыть. Это и великое благо, и страшное зло.
==========
— Красивая машина, — сказал Равик.
— Ты еще скажи — красивые шины, — ответил Морозов и шумно вздохнул. — Несгибаемый, железный Равик, — добавил он с досадой. — Корректный западноевропеец. Сказал бы просто — подлая стерва. Это я еще мог бы понять. А то — красивая машина…
==========
— Хочешь насладиться последними вечерами? Перед концом света, не так ли?
— Именно так. Все это больше не повторится.
— Тогда стоит ли горевать?
— Конечно, не стоит. Ведь и мы тоже не повторимся. Вчерашний день отшумел, и никакие слезы, никакие мольбы не вернут нам его.
— Ты слишком много говоришь. — Морозов встал. — Благодари судьбу за то, что тебе дано присутствовать при конце века. Это был плохой век.
==========
-
-
06.10.2012 в 23:08