Из-за того, что он вдоволь насмотрелся на кровь в начале своей жизни, когда кто-нибудь залетал или заползал из его ухоженного садика в наш маленький дом на окраине, отец запрещал мне и матери дотрагиваться до него.
Он склонялся перед помятой бабочкой, или заблудшим муравьем, или осой, или мухой, или даже мышью - ни одно создание не было слишком ничтожным или грязным, чтобы его не стоило спасать, - сажал на ладонь, или в спичечный коробок, или в баночку от варенья, сопровождал к двери черного хода и с трепетом выпускал. А мы с мамой поддразнивали отца и пели хором "Рожденная свободной".
Но хотя мы над ним и подтрунивали, мое детское сердце замирало от восхищения.
Мой отец был сильным человеком, который научился быть мягким: он видел столько смертей, что умел по-настоящему ценить жизнь.
Тони Парсонс «Man and Boy»