Эти странные рифмы в тугих строках давно в обиде на тебя, в стальном капкане, в стянутой петле,
Вспарывают вены, сжигают беззащитные легкие и потом захлебываются в бесконечных слезах и конечной золе.
И вроде бы жизнь без тебя – да, бесцветная – но все же не самый невыносимый ад на земле,
Но сейчас ты берешь меня за руку (я верю, что случайно), и мне хочется умереть в этом твоем тепле.
читать дальше
Только вот мои ласковые рифмы ни слова о тебе слышать не хотят, замолчали, отвернулись, ждут.
Они пару раз обещали вернуться ко мне, бессонной, беспокойной, обещают и сейчас, но жестоко лгут.
Я пыталась им что-то объяснять, даже плачу теперь иногда, кусаю губы, но зря – они вряд ли поймут:
Я буду безвозвратно, безнадежно бесплодна на чувства, если тебя у меня отберут.
Выход очевиден: нужно остановиться, вскрыться, выбрать, и я – малодушно и трусливо – но могу решить.
И ответ известен, но он сосредотачивается током в кончиках ноющих пальцев, не прекращая перед глазами мельтешить.
Ты снова смеешься, смотришь без жалости в душу: «останься. побудь со мной еще, не нужно спешить».
Мой выбор лежит между тем, чтобы болезненно дышать любовью, и тем, чтобы с любовью жить.
А на советы всякий горазд – друг ли, враг ли, прохожий ли – «бедная/милая, тебе нужно быть смелой».
Я почти не слышу их, мне легко и уютно с тобой, с твоим теплом в моем кармане, но только в этом ли дело,
Если я не знаю кары страшнее, чем наказание пустотой, бесстишием, бумагой белой,
А потому мои стихи все еще живы, и о тебе в них нет ни одного пробела.
(...ну если только в самом конце...)
Ты ведь понимаешь, что мой выбор сделан?
Прости.(с) Странное, но мое