[o_tebe]

А ты просто меня береги.
Я могу быть сиропово-нежной,
И готовить блины без одежды,
И в стихах говорить о любви.

Я могу закидать потолки
Свежесорванной белой сиренью,
Стать твоей незамеченной тенью,
Есть с твоей грубоватой руки.

Я могу разлюбить каблуки,
Быть могу до безумия милой,
Я могу быть той самой, любимой,
Всем друзьям и врагам вопреки.

Я могу за тобой по горам,
Я могу и в огонь или воду,
Я могу позабыть про свободу,
Я тебя никому не отдам.

(Настя Сюгина)

---

[o_tebe]

вот обычно как думаешь, если кого-то разлюбил,
что больше ни-ни в эту степь, не под каким предлогом.
страшнее, если просит вернуться тот, кто тебя убил,
кто стал черным пятном, а раньше был персональным богом.
страшно, когда ты все лампочки потушила в себе,
все свечи надежды задула, все мысли на ноль поделила.
он вдруг звонит в марте, а хуже когда в сентябре.
и первый его вопрос «ты меня не забыла?».

(с) Ирина Папилон

---

[Пой мне Еще]

если время лечит,
ты должна мне
двадцать лет
за нашу последнюю встречу

еще десять –
за все поцелуи,
похожие на оплеухи

по семь лет –
за каждый вопрос
«как дела?»,
на который ты
не собиралась слушать
ответ

я хочу вернуть себе сорок лет
за признания,
на которые тебе было наплевать,
за необходимость
выслушивать,
что со мной не так

по пять часов –
за каждую из драк

верни мне все
до секунды
хотя даже этого
будет мало

когда мне жить,
если есть время
только на то,
чтобы залечивать раны
/lashden

@темы: Стихи

---

[Пой мне Еще]

некто Роберт просыпается весь в холодном поту, еще до первого пенья птиц.
до восхода он курит, ожидая зарю, смотрит на звёзды, что смотрят в тысячи сонных лиц.
он просто запутался в этих снах, и не видит уже границ.

собирается, гладит рубашку, заваривает себе чай:
одна кружка. ложка. привкус утра его - печаль. ну вот так вышло,
что с ним
некому даже и помолчать.

по вечерам он думает "сходить что ли в бар. в кино."
закутывается в шарф и идёт, но как-то чаще в свой неуютный дом,
видит чьи-то судьбы в незанавешенное окно,
и шепчет себе так тихо, томно:
"я бы то же наверное смог".

этот город вырабатывает лишь гарь и смог..

"может приготовить, отвлечься". но кто б помог. хоть рецепт поправил,
ведь все не так.
в тёмной комнате не включает свет, чтит мрак. зажигает свечку порой. масло нальёт - сандал.
гладит нежно кошку. в отраженья глядит зеркал,
и сам себе через раз:
"если бы знал. если б я только знал".

от этой девочки ему ни покоя, ни нормального сна.
вот за окнами снова капе́ль, значит скоро весна.
"разбуди меня, милая, где бы ты ни была.
напиши хоть ещё лишь разок,
сама.
я боюсь снова ранить тебя собой, потому молчу.
но молюсь, чтобы ты была счастлива, и покой обрела от чувств,
и однажды пришла за мной.
дверь открыла, нашла меня спящего, и в поту. села рядом и прошептала бы: "милый мой, я пришла. я здесь.
я теперь навсегда с тобой. я так дальше просто уже не смогу."

/Соколов Владимир (m.ART)

@темы: Стихи

---

Как это — тебя нет?!

[Айара]

Как это — тебя нет?!
Солнце (я видел сам)
Из-за холма встает,
Точно, как по часам,
С неба бросает свет,
Льются дожди, ветра
Мчатся за кем-то вслед,
В Завтра, Сейчас, Вчера
Вмещается сотня лет:
С полуночи до утра
Длится мой скромный ад.
Город всегда не спит
(Ночь победил неон)
Сверху едва блестит
Созвездие «Орион».
Я подхожу к окну,
Восемь пустых планет
Слились для меня в одну.
Как это — тебя нет?!

© Ardent Rain

@темы: Стихи

---

Ничтоже

[Retanev]

Ничтоже

Быть в одиночестве, ни одиноко мне:
Во мне есть я, сверх я, и непонятно.
Есть ощущения, как будто бы на дне
И кто-то говорит тебе не внятно.
Быть в одиночестве, но быть самим собой,
Велико-непонятная затея,
Когда все мысли, пролетая головой,
Немыслимым вопросом виснут – «Где я?!»
Всё пред тобой, а что-то за тобой,
Но есть песчинка крохотная тоже,
В часах песочных конусной чертой
Она и мне отмерила ничтоже.

Март 2016г – Е.ТретьЛенский

@темы: Стихи

---

[Retanev]

СИБИРСКИЙ ПАЦИЕНТ
Продлить вращающий момент,
Любви, что пули на излёте,
Я как английский пациент,
Летел на русском самолёте.
Хотя Амуры с высоты,
Меня не баловали связью,
В мечтах я Медисон мосты,
Все украшал арабской вязью.
Как долог день твой в темноте?
Прошла неделя или годы,
А я всё продолжал лететь,
На огнедышащие своды.
Пустыня, ветер, горизонт,
Прибрежный бриз над океаном,
Дунай и Волга, и Гудзон,
В мгновенья эти были рядом.
Вошедши в бренные тела,
Как в страсти огненные реки,
Мы всё не выгорим дотла,
Не выскажем себя вовеки.
К земле без карт, в дворец ветров,
В последнем нашем перелёте,
Ворвёмся мы в страну цветов,
В горящем, желтом самолёте…
п.с.
(благодарным зрителям фильмов «Английский пациент» и
«Мосты округа Мэдисон» посвящается)
Владимир Захаров.
25.03.2016 год.

@темы: Стихи

---

[Retanev]

Быть вдалеке - увы! - горчайшая из бед!
Мы пишем каждый день, и пишут нам в ответ...
Мы в памяти своей воссоздаём движенья,
Звук голоса, лица черты и выраженья,
И мысленно ведём беседы за двоих...
Но письма, но мечты... не утвердишься в них!
Как сердцем не стремись, даль остаётся далью,
Она бледна, смутна и отдаёт печалью...
Поль Верлен
1844-1896

@темы: Классика прозы/поэзии/философии

---

[Пой мне Еще]

обнимаю другого и думаю: пустота.
он, бесспорно, не тот. я подавно уже не та.
говорит: ты вкусней, чем крыжовник срывать с куста.
я в ответ, чтоб не вырвало, руку держу у рта.

и на утро бегом, не прощаясь и не скуля.
истерично несется, под ноги бежит Земля.
голос шепчет: какая, какая же ты змея!
я Сизиф-неудачник. давай, начинай с нуля.

голова в этом деле, конечно же, не у дел.
с того самого дня, как ты молча меня раздел,
как пропажа, как призрак, ты ходишь за мной везде.
нет провальней идеи, чем пламя держать в узде.

только кровь откипела. и гуще любой смолы.
все смотрели на этот безумный, дурной заплыв,
мол, когда же, когда тебя выкинут из игры?
по твоей голове уж заточены топоры.

меня с детства учили: крепись, не теряй лица.
посерела и стала похожа на мертвеца,
неподъемная, будто отлитая из свинца.
я из тех дезертиров, что борются до конца.

это просто была не моя, не моя война.
снова осень, я снова ложусь и встаю одна.
мы тонули, тонули и вот, мы достигли дна.
всё пройдет.
всё проходит.

когда там уже весна? /
Совиньон

@темы: Стихи

---

[AngelVIKAss]

Ночью я чинила глобус,
Словно слесарь, как хирург.
Я поймала аэробус
И вернула в Петербург.

Ничего не пишут в прессе
Про волну народных масс:
Про трагедии в Одессе,
Про Донецк и про Донбасс.

Порыбачить едут вместе
Лидеры двух крупных стран.
Башни-близнецы на месте.
Мы не знаем про Беслан.

Нет японского цунами.
Землю больше не трясет.
Нет бесплодия. А с нами
Дочь приемная живет.

В Баренцевом море гордо
Курск плывет к родной земле.
Цою пятьдесят три года.
Он дает концерт в Кремле.

Кармадонское ущелье
Снял в кино Сергей Бодров.
Лечат рак монахи в кельях.
Быстро и без докторов.

Не ведем дедов на площадь.
С сединою на висках.
Я чинила глобус ночью.
Я проснулась вся в слезах.

Светлана Бондарь

@темы: Стихи

---

[yalan]

...и, боясь, что слова мои сделаются пустыми,
я опять не сумела сказать ему одного:
если из моей жизни вычеркнуть его имя,
у меня ведь тогда не останется ничего.

@темы: Автор неизвестен, Стихи

---

[yalan]

Не броди по старым адресам,
Душу, как карман, не выворачивай.
Не прислушивайся к голосам,
Прошлое всегда звучит заманчиво.

@темы: Автор неизвестен, Стихи

---

[Убийца матрешек]

Этой весной Дмитрию сорок три,
У него цинизм, мизантропия и гастрит,
Иногда головные боли,
Но в целом Дмитрий держится молодцом и собой доволен.
Для подчиненных он Дмитрий Иванович, всегда опрятный, подтянутый и усатый,
Для детей от второго брака - раз в год приходящий Санта.
Диме пять, он любит сладкую вату и когда мама забирает его из сада.

Екатерине (для знакомых Катеньке) двадцать восемь,
Двадцать девять наступит осенью.
Старость придет не скоро, то есть, наверное, никогда,
Все остальное тем более не беда.
Кажется, что еще будет время прожить все начисто, листик выкинув черновой.
Катерина третий раз собирается выйти замуж, чтоб стать вдовой.
Кате семь, ей улыбается одноклассник - и больше не хочется ничего.

Александру почти тридцать один,
У него свой бизнес, семья, два ротвейлера, дом в кредит,
Хороший костюм, модная стрижка, ни одна прядь не выбивается у виска.
Когда хочется сдохнуть, он пьет "вискарь".
Александр всегда знает, что ему нужно, что ждет его завтра и послезавтра,
Когда уместнее ложь, когда приятнее полуправда.
Саше девять, больше всего на свете он мечтает стать космонавтом.

Летом счастье как будто кружится в воздухе,
Прохожие заражают друг друга улыбками. Его зовут Витя,
Он любит играть в индейцев, вождей черноволосых и краснокожих,
Ему хочется все увидеть, узнать, успеть - просыпаться рано, ложиться поздно.
Когда тебе три, мир кажется ярким, красочным, удивительным,
Словно нет ничего невозможного.

(с)  Rowana

---

[Hyde & Sick]

Королева Самайна приходит в ночи, говорит: «отдай»,
из осенней листвы одежда ее, и корона ее изо льда,
за плечами ее воет ветер, кричит сова,
и сама она полная есть луна и пожухлая есть трава.

Королева Самайна приходит к окну, протягивает ладонь,
приготовь ей жертву заранее, обдуманно приготовь,
от чего отказаться, и выбери, и положи в огонь
свою жертву, свой дар, свою гордость ли, смех, любовь,

а иначе она пройдет через стену, войдет в твой дом,
и возьмет сама, что выберет. И не плачь об этом потом.
Королева Самайна придет к тебе, чтобы взять свое.
Синева у нее в глазах, и труба за спиной поет.


© Лемерт

@темы: Стихи

---

[Тихим шёпотом]

и истина все же дойдет однажды, готовься ты к ней или не готовься -
такие, как я не приходят дважды. такие, как ты, не приходят вовсе.
мы в плоскости этой несовместимы, мы слишком полярны, реальность круче.
мы мимы, мы просто немые мимы. у нас нет слов и характер сучий.
когда готовили эти сцены, нам реплики, видно, раздать забыли.
и мы оказались внутри системы. мы плыть пытались, и мы приплыли.
и истина все же дойдет однажды, о том, что мы - слишком тяжелый случай,
о том, что потонет корабль бумажный, а мы не способны создать плавучий.
и каждый гребет под себя, как может. и пункт причала у нас различный.
плевать, что мы чуем друг друга кожей, давай делать вид, что нам безразлично.
в итоге, в ошметках былых потугов, придем к очевидному, мы же люди -
что мы могли бы быть друг у друга. но мы не можем.и мы не будем.

(с)Екатерина Цойлик

@темы: Стихи

---

[Пой мне Еще]

просто кто-то, кого я знал, вдруг исчез, как туман и тень.
человек из чужого сна, всех отчаянней и смелей,
в сонный час подошел ко мне.
посмотрел, протянул ладонь.

за окном свежий март темнел, грел забытых один огонь.

нас связала простая нить: одиноки, грустны, бедны.
мы не стали об этом ныть и пускать ядовитый дым:
танцевали под maroon 5 и мечтали построить дом.

это был невозможный кайф.

мы считали, что не умрём, и играли этюд косе,
мол, однажды услышит смерть. я считал: на планете всей
больше не с кем вот так сидеть,
кто поймет меня и придёт на расстрел или на вокзал.

но теперь им, другим, поёт просто кто-то, кого я знал.

/a.hedgehog | Эни

@темы: Стихи

---

[Пой мне Еще]

я перечитал все наркоманские книжки,
что нашел на полке старшего брата
ездил во всех вагонах,
истоптал все дороги
от невского проспекта
до самого арбата.
сменил все возможные виды работы,
бросил все
и не пришёл за зарплатой
прочитал весь - от корки до корки -
словарь русского мата
и даже
научился плакать.
бросил курить, стал вегетарианцем
атеистом
мизантропом
убийцей
художником - маньяком
да-да, бродил по улицам
в поисках красивых лиц.
ложился в больницу,
сдавался в милицию
и даже в Степана Скворцова
хотел даже было уехать в Венецию,
да к чёрту -
там так же хреново,
как здесь.
я перепробовал всё - от анальгина до героина,
от зимней спячки до бессонницы, приправленной кофеином -
да, не советую, от такой вот пакости
жизнь кажется еще более длинной и невыносимой.
я лишился всех сил,
но каким - то чудом пережил ядерную зиму
похоронил всех друзей и умудрился не спиться
простил всех врагов,
лгавших мне в глаза,
но лишь с одним я так и не смог смириться
с тем, что жизнь поделилась
на неравные части
"с тобой"
и
"уже без тебя".

/Чарли Был Рыбой

@темы: Стихи

---

[Anchela]

Чтобы понять значение года, поговорите со студентом, не сдавшим сессию.
Для того чтобы понять ценность одного месяца, поговорите с матерью, родившей недоношенного ребенка.
Чтобы понять ценность одной недели, поговорите с редактором еженедельной газеты.
Чтобы понять ценность одного часа, поговорите с влюбленными, ожидающими встречи.
Чтобы понять ценность одной минуты, поговорите с тем, кто опоздал на поезд.
Чтобы понять ценность одной секунды, поговорите с тем, кто только что чуть не попал в автомобильную аварию.
Чтобы понять ценность одной миллисекудны, поговорите со спортсменом, завоевавшим серебрянную медаль на Олимпийских играх.
О наносекунде спросите проектировщика "железа".
Каждая секунда вашей жизни - на вес золота ("Не думай о секундах свысока!" - помните эту строчку из популярной песни?)!
Вчера - уже история. Завтра - вообще не понятно что.
Сегодня - это дар. Поэтому он и зовется НАСТОЯЩИМ.

@темы: Автор неизвестен

---

[今晩はОрхидея今晩は]

Оригинал взят у в "Мы Вращаем Землю!", или ПЕРВЫЙ ПОЛЁТ ГЕРИНГА

Dann wollen wir streiten sieben Tage lang.
für das Recht und unser Land.
Dann wollen wir streiten sieben Tage lang.
für das Recht und unser Land.

Dann kriegt der Frust uns nicht mehr klein
wir halten zusammen keiner kämpft allein
wir gehen zusammen nicht allein
Dann kriegt der Frust uns nicht mehr klein
wir halten zusammen keiner kämpft allein
wir gehen zusammen nicht allein.

Это всё ерунда, что планета Земля вращается, яко бы, потому, что какие-то белые медведи трутся спинами о земную ось. Глупости это: чтобы заставить такую махину вращаться, никаких белых медведей не хватит - мало того, что слишком уж малочисленна их популяция, так ещё всякие пидоры норовят взорвать Белого Мишку, накормив его взрывчаткой. Так что, вовсе не в них, не в косолапых, секрет вращения планеты: на самом деле, Земля вращается из-за Вибрации! И это вам любой студент подтвердит, вне зависимости от того, лирик он, или физик, или вообще шизик. Вибрацию эту, кстати, сами студенты и создают, еженощно: утром они учатся, вечером тусуются и пьют всякую гадость, а ближе к ночи идут в гости к студенткам, и вместе с ними создают Вибрацию. И Земля вибрирует и вращается!

На фото: Общежитие Иркутского Государственного Медицинского Университета,
возле стен которого и состоялась Кульминация и Развязка этой Правдивой Истории

Сашка Геринг про Вибрацию лучше многих других студентов знал - потому, как сам был не простым студентом, а военно-техническим. Он учился в Иркутском Высшем Военно-Авиационно-Инженерном училище, которое лет десять назад из Иркутска в Воронеж перевели - там им и про Вибрацию рассказывали, и про Турбулентность, и про разные другие интересные физические явления. Легенды об этом замечательном Училище и не менее замечательных студентах-курсантах, учившихся в нём, до сих пор вызывают приятные судороги в нижней части живота у студенток Иркутского Педагогического Университета, в гости к которым те курсанты хаживали. У всех иркутских студентов свои подружки были: военно-инженерные авиаторы дружили с педагогичками, университетские физики соседок-математичек окучивали, истфак ИГУ в общагах ИнЯза пасся, а будущие журналисты вели заумные беседы о творчестве Альбера Камю и Рене Магритта с керамичками и "живо-письками" из Художественного Училища... А потом наступала Ночь, и все они совершали Вибрацию, не давая планете остановиться и остыть.

Так вот, собственно... Сашка Геринг - он не только теоретическую часть про всякие вибрации лучше других знал - он ещё очень любил эти вибрации и практически осуществлять, и для этой цели постоянно в самоволки бегал вместе с другом, Гариком Наливайкой. Здесь нужно одно важное уточнение сделать: когда мы о Гарике говорим, то "Наливайко" - это его родная, природная фамилия, очень удачно отражающая, при этом, любимое занятие этого Гарика; а вот "Геринг" применительно к Сашке - это уже вовсе даже не фамилия, а вовсе даже прозвище, торжественно присвоенное ему однокурсниками ещё в самом-самом начале учёбы, и радостно подхваченное всеми остальными, кто этого Сашку знал. Судите сами: был этот Сашка, во-первых, в меру толст, во-вторых, любил Жизнь во всех её проявлениях, а в третьих был он ни кем-нибудь, а будущим Военным Лётчиком - ну чем, скажите, не реинкарнация знаменитого рейхсмаршала?! Вот и прозвали нашего друга - Герингом - а фамилия его с тех пор считалась "пропавшей без вести", да он и не возражал ничуть.

Прежде Сашка тоже любил посещать Курсы Практической Вибрации в общежитии Пединститута, но после того, как его там жестоко обманули однажды на Восьмое Марта, общаги эти он возненавидел, и вообще, едва не утратил веру в Человечество. А было дело так: его, чудом смотавшегося в этот знаменательный для всех любителей взаимных вибраций день, заприметили будущие педагогини, что выгуливались стайкой в десять-двенадцать стройных ножек по Нижней Набережной, неподалёку от своей общаги. Сашка был один, и он был юным и неискушённым в женских уловках - и он тут же стал жертвой обладательниц тех самых ножек, на которые пялился: сначала обладательницы-обольстительницы стали улыбаться ему и хихикать (что было верно истолковано им, как призыв к действию), и он подошёл к ним, и они стали знакомиться... и потом девчонки предложили ещё немножко прогуляться, и пойти к ним в общагу, отпраздновать... только сначала надо зайти в "Колокольчик", или в киоск на углу Некрасова и Рабочей - взять "Сангрии" две бутылочки, ага... или три... и вот этих вот рулетиков, и этих... курицу тоже можно, и пельмени, ага... хлеба тоже... и шпрот... денег хватает? отлично! идём к нам!...

И они пошли в педовскую общагу - причём, одна из девиц, самая роскошная и на самых высоких каблуках, взяла Геринга под руку, и они вдвоём немного отстали от подруг, которые пошли вперёд, предварительно забрав у Сашки пакет. В самом деле: не мужское это дело - пакеты таскать! Тем более - когда идёшь под руку с большеглазой красавицей на во-от таких каблуках! Так что, пакет был изъят, и подруги пошли вперёд, готовить праздничный стол - а Сашка шёл неторопливо рядом со своей избранницей, и заливался соловьём: рассказывал какие-то байки, травил анекдоты - ещё не догадываясь о том, что центральный анекдот этого вечера уже разыгран в лицах, и что ему, Герингу, выпала роль главного героя этого анекдота...

Когда они подошли к общаге, красивая девочка, понизив голос, доверительно сказала Сашке:

- Подожди меня здесь минут пять: я коменду отвлеку, и за тобой выскочу! А то, у нас сегодня такая чучундра дежурит - ни за что парня не пропустит! А я её сейчас как-нибудь отвлеку, ушлю куда-нибудь - и быстренько тебя проведу! Жди!

И красивая девочка ушла. А Сашка остался ждать на улице.

Прошло пять минут, потом десять. Потом прошло ещё десять минут. Когда была выкурена уже третья сигарета, Геринг толкнул входную дверь, и вошёл в вестибюль общежития.

Коменда сидела на месте. Впечатления церберши она не производила - наоборот, о чём-то весело болтала с двумя девицами, которые, судя по их внешнему виду, тоже жили в этой же общаге. Девицы были некрасивые, крупные, одна из них была одета в какой-то спортивный костюм, другая - вообще, в тёмно-синий хлопчатобумажный халат, в каких уборщицы ходят. Ни одна из них не вызывала никаких положительных эмоций, а уж мысли о Взаимной Вибрации при взгляде на них и вовсе пропадали - но Сашка всё равно направился к этой троице, и чётко, по-военному, сформулировал свой вопрос: как ему найти девушку Свету, которая минут пятнадцать-двадцать назад зашла в общежитие?

- Свету? - переспросила, усмехнувшись, комендантша, - а как её фамилия? С какого она курса, на каком факультете учится? - в её интонациях было столько яда, что Геринг вдруг, совсем вдруг понял, что не видать ему больше красивой девочки Светы (а может быть, и вовсе не Светы), которая навсегда уцокала от него на своих "шпильках", и теперь, скорее всего, вместе с подружками варит пельмени и пьёт "Сангрию", на приобретение которых они так виртуозно раскрутили его, лоха...

Он развернулся и пошёл прочь из общаги, а две некрасивые девицы - та, что в спортивном костюме, и та, что в тёмно-синем халате - обидно хихикали ему в спину. И коменда, выдра старая, тоже хихикала.

Случилось это на Восьмое Марта, а примерно через месяц, когда в городе уже совсем стаял снег и высохла грязь, Сашкин друг Гарик Наливайко, который накануне вернулся из самоволки, едва ли, не к самому утреннему построению, вечером шепнул нашему герою:

- Айда в пятницу после отбоя со мной! Я тут с двумя такими клёвыми тёлками познакомился - это полный отпад! Они вдвоём в комнате в общаге живут - их двое, и нас двое! И, главное, обе хотят!...

- Женщины! Твари из тварей! Похоть насытив свою, ходите вы в абортарий! - сардонически рассмеялся в ответ Геринг, цитируя неизвестно, где услышанную строчку Чанышева, - ну их к чёрту, общаги эти! Я же тебе рассказывал, как Восьмого...

- Сам дурак! - перебил друга Гарик, - Дурак, раз попался на такую примитивную разводку. И вообще, - здесь в тоне Гарика зазвучали пренебрежительные нотки, - что за удовольствие - ходить к этим педовским сцыкухам? Они же - дуры, с ними поговорить не о чем! Они там у себя до сих пор "Массовый Лай" да "Кармэн" слушают! Примитив!... А я тебя приглашаю - тут голос Гарика зазвучал необыкновенно торжественно, - к меду-узам!...

- К КОМУ?! - Сашка чуть дымом от сигареты не подавился, - К каким, нафиг, медузам?! К Горгонам, что ли?!...

- Ну точно, дурак!... - деланно вздохнул друг, - Медузы - это девчонки из медицинского! Они у себя на занятиях мужской член увидели раньше, чем мы с тобой девственность потеряли! Они вообще без тормозов, у них всё просто: если хочется секса, значит, нужно делать секс, а не ездить друг дружке по ушам весь вечер! Я с ними на концерте Летова в Политехе познакомился - совершенно отвязные девицы, одна даже булавки вместо серег носит... в ушах, и... Короче, не важно!  В пятницу я иду к ним в общагу на Сударева, они обещали и спирт сгоношить, и ещё какую-то фигню - "калипсол" называется! Я Ольге обещал, что приду с другом. Ольга - она чёрненькая, худенькая, но грудь!... размер пятый, наверное. Ты идёшь со мной?

- Не вопрос! - у Геринга заблестели глаза: худеньких брюнеток с большой грудью он выделял среди всех остальных разновидностей человеческой породы, - Главное - чтобы...

- Главное - чтобы костюмчик сидел! - перебил его Гарик, - Ну, всё! Значит, договорились! - и, не прощаясь, сквозонул куда-то из курилки.

...Пятница в том апреле выпала ровнёхонько на тринадцатое число, и одно это уже должно было насторожить наших друзей, ведь студентам положено быть суеверными, не так ли? Но Сашка с Гариком были так поглощены предстоящим романтическим свиданием в медовской общаге, что совсем не догадались посмотреть на календарь, и сопоставить число и день недели. А зря! - если бы они догадались сделать это, то - кто знает? - возможно, в этот вечер им не пришлось бы пережить всех тех приключений, которые выпали на их долю. Но с другой стороны, если бы они заглянули в календарь, если бы справедливо решили не искушать судьбу, если бы остались у себя в казарме, то... то и рассказа этого не было бы: не о чем было бы рассказывать. А по-сему, Mon Cher Читатель, возблагодарим небеса за то, что наши герои были столь безалаберны, что пренебрегли календарём - и отправимся следом за ними по вечерним иркутским улицам! Вперррёд, и пленных не брать!

Они выскользнули из казармы привычным путём: через окно бывшей курилки, превращённой в какую-то вечно распахнутую подсобку, что располагалась на первом этаже, в самом конце коридора. Сразу же под окном расли какие-то кусты, что давало возможность остаться незамеченными, если вдруг мимо будет проходить патруль. Этот самый патруль, в аккурат, и появился на горизонте, едва двое беглецов оказались на свободе: дежурный офицер и двое курсантов-старшекурсников с красными повязками на рукавах приближались по аллее к тем самым кустам, в которых засели Сашка и Гарик. Друзья затаились.

Патруль, между тем, приближался всё ближе. Кусты, служившие укрытием нашим героям, находились, в аккурат, в самом тёмном месте аллеи: когда-то здесь был фонарь, но он, почему-то, не горел, а свет соседних фонарей не доставал до этого места. Вот уже патруль почти поравнялся с кустами, в которых спрятались Гарик и Сашка, и здесь вдруг один из курсантов тихо произнёс:

- Товарищ капитан...

Все трое остановились, а Гарик и Сашка затаили дыхание: неужели, их заметили?! или догадались?! От этих старшекурсников можно ожидать всего, чего угодно! - сейчас решат проверить кусты, включат фонарики - и всё, финита ля комедия!...

- Товарищ капитан, может быть, здесь? - тихо повторил дежурный-старшекурсник, - Здесь темно, никто не увидит...

- Ну давайте здесь, - откликнулся дежурный офицер, - Смотри, Храпов, чтобы никто не появился! А мы сейчас... - и в следующее мгновение до наших друзей донеслось какое-то журчание. Они, было, подумали сначала, что караульным просто приспичило облегчиться, но ещё через мгновение поняли, что были неправы.

- И-и-эх! - тихо крякнул капитан, - Эй, Храпов! Дай корочку, закусить! Э-эх, хорошо!... А теперь вы... - и вновь дважды до наших друзей донеслось тихое журчание и довольное кряканье: стало ясно, что патрульные просто решили согреться холодным весенним вечером, и вышли на патрулирование не с пустыми карманами.

- А хорошо здесь! - голос говорившего раздавался где-то совсем рядом, почти над головой Гарика и Сани, - Постоим, покурим, а потом - ещё по одной! Идёт? - в темноте вспыхнума зажигалка, и весенний ветерок донёс до сидевших в кустах беглецов запах сигаретного дыма, вызвавшего у них дикое желание закурить.

Патрульные, похоже, решили расположиться здесь основательно: покурив, они вновь забулькали водкой по стаканам, а потом опять закурили. Один их них заметил в темноте, в противоположной от укрытия Сани и Гарика стороне, скамейку - и вскоре этот чёртов капитан и два раздолбая-старшекурсника уже сидели на этой скамейке, вполголоса травили анекдоты, и выполнять свои обязанности по патрулированию вверенной им территории Училища явно не собирались.

Минута уходила за минутой, а наши друзья так и продолжали сидеть на корточках в этих проклятых кустах: теперь, когда патрульные отошли от них метров на пять, они уже могли тихонько перешёптываться, не боясь, что их услышат, однако о том, чтобы двигаться дальше, не могло быть и речи: ведь, едва они выйдут на аллею, как сразу же будут замечены. К тому времени у них уже сильно затекли ноги, и к мысли о том, что они так бездарно теряют время, добавились ещё и физические страдания.

- Ну какого чёрта они там сидят?! - ругался Геринг, - У них, понимаешь ли, курсанты в самоволку утекли - а они водку пьют, сволочи! Да ещё и во время дежурства!...

- Слышь, Геринг, - вдруг подал голос Гарик, - у меня, кажется, проблема...

- Что такое? - обернулся к нему Сашка.

- Живот!... Прихватило... Не знаю, что делать! Сейчас или лопну, или...

- Ну ты, гад, нашёл время и место! - Сашка чуть было не перешёл на крик, - В казарме посрать не мог?!...

Вместо ответа Гарик издал некий звук, который лучше всяких слов свидетельствовал о печальном состоянии его желудочно-кишечного тракта, а ещё через секунду этими же свидетельствами наполнилась и атмосфера.

- Всё, старик! Не могу больше! Открываю бомболюки! - и Сашка почувствовал рядом с собой какое-то шевеление, а затем услышал и какие-то звуки, - Не могу! - шептал Гарик, - Ба-анзай!!! Мы разбомбим это гнездо! Прости, друг! Если я погибну, сохрани мой партбилет!...

Геринг сидел, боясь вздохнуть, а его друг... Впрочем, что тут говорить? - подложил Гарик Сашке свинью, изрядную свинью подложил!... Но эта-то "свинья" вдруг, самым неожиданным образом помогла им освододиться от засевшей на лавочке патрульной троицы:

- Вы чувствуете?... - услышали они вдруг голос захмелевшего капитана, который вдруг прервал своб очередную байку, - Ну и вонь! Прямо, как в сортире!...

- Это, наверное, кто-то из курсантов здесь в кустах нагадил! Вот козлы, а?!...- подхватил один из дежурных-старшекурсников, - А мы тут сидим, хлеб едим!... Идёмте отсюда, товарищ капитан! - и вся троица резво соскочила со своей скамейки, и через несколько секунд скрылась в противоположном конце аллеи.

- Ну, с облегчением тебя, засранец! - Геринг уже выскочил из кустов и стоял на аллее, вдыхая полной грудью свежий воздух апрельских сумерек, холодный и чуть сыроватый, - Давай уже быстрее!...

- Курсант Наливайко докладывает: отбомбился успешно! - радостно откликнулся Гарик, застёгивая ремень, - Видал, как они почесали?! Вот что значит - правильно проведённая перед бомбардировкой газовая атака! А теперь - бежим скорее!

И они побежали со всех ног, стараясь наверстать упущенное время, но сохраняя бдительность - побежали к хорошо знакомой дырке в заборе, окружавшем Училище. К той самой дырке, услугами которой пользовались несколько поколений курсантов, бегавших в самоволки. К той самой дырке в заборе, которую не далее, как именно в этот несчастливый день - ни раньше, ни позже! - наглухо заколотили толстенными досками и здоровенными гвоздями....

- .....! - не сговариваясь, произнесли друзья одно и то же короткое древнерусское слово, изстари обозначающее не только женщин вольных нравов, но и крайнюю степень эмоционального возбуждения, - Ну какого ж чёрта-то, а?... Что делать будем?

Вопрос был далеко не праздный, так как выбор у друзей в сложившейся ситуации оставался достаточно богатый: можно было, рискуя налететь на патруль, пересечь территорию Училища почти по диагонали и воспользоваться ещё одной дыркой в заборе (конечно же, если и она не окажется заколоченной); можно было воспользоваться валявшимися поблизости какими-то ящиками, встав на которые удалось бы влезть на забор и спрыгнуть с его наружной стороны. Наконец, можно было просто плюнуть на все эти приключения, вернуться в казарму, раздеться, и лечь спать. И я предоставляю вам, господа, попробовать самостоятельно ответить на вопрос, какой же из трёх вариантов выбрали двое двадцатилетних курсантов, которых этим апрельским вечером ждали две стройные и отвязные красотки-медички, у одной из которых были тёмные волосы и грудь пятого размера...

...Прыжок с забора на асфальт троттуара был синхронным, но неудачным: едва подошвы их сапог издали звонкое "Хлоппп!!!", соприкоснувшись с почвой, как тут же раздался истошный вопль и лай: лаяла маленькая собачка-дворняжка, а голосила какая-то тётка, которую эта дворняжка вела на поводке, выгуливая перед сном. Собачонка, было, подумала, что эти двое военно-воздушных курсантов, свалившиеся с неба, хотят напасть на её подопечную, а тётка, в свою очередь, подумала, что эти двое хотят не только напасть на неё, но и изнасиловать - вот и голосили обе, привлекая к персонам наших героев совершенно ненужное внимание. Геринг и Гарик Наливайко, конечно же, могли бы и успокоить пожилую одинокую даму - не так, конечно же, как ей в тайне мечталось, но всё же, успокоить, но они не стали этого делать - они уже бежали к остановке, а собачонка всё лаяла, и сопровождающая её тётушка всё голосила и голосила им вслед...

Троллейбус захлопнул двери перед самым носом наших искателей приключений. Они бежали очень, очень быстро, они ведь едва успели добежать до этого проклятого троллейбуса, они уже видели себя приземлившимися на его в меру обшарпанные тёмно-коричневые дермантиновые сиденья - а он взял, и уехал. Закрыл двери именно в тот момент, когда им оставалось сделать самый-самый последний шаг - с троттуара на его ступеньку - а он... Подлый, подлый троллейбус! - он плавно закрыл двери и плавно тронулся с места, издевательски покачиваясь на рессорах с одного бока на другой. И, судя по всему, это был последний сегодняшний троллейбус - а это означало только одно: то, что им теперь придётся топать до Центра пёхом, озираясь по сторонам, чтобы не налететь ещё и на ментов. Такое приключение было им не в новинку, но всё равно, было очень даже обидно.

Внезапно возле того места, откуда только что отчалил этот рогатый предатель, и где всё ещё продолжали стоять наши друзья, как раз собиравшиеся вымолвить то самое короткое древнерусское слово, которое они уже синхронно произносили сегодня - внезапно возле этого самого места появился Ангел Божий.

- Самовольщики? - усмехаясь, спросил Ангел Божий, открывая переднюю дверцу своего авто, - Деньги есть? Садитесь! Я в Центр еду, на Набережную, к "Интуристу". Устраивает? Поехали!...

И они поехали! Должно же было повезти им в этот, полный приключений, вечер? И им повезло: их повезли - в Центр, на Набережную, к "Интуристу", откуда до старой медовской общаги на Сударева - десять минут ходу! Ну, может, и не десять, может, пятнадцать - но они и в десять минут уложатся! и даже быстрее! - ведь их ждут такие классные девчонки!...

А таксист попался тоже с понятиями: много с них не затребовал - так и сказал: мол, сам когда-то в самоволки ходил, всё понимаю... сколько заплатить, дескать, сможете, столько и ладно... И всю дорогу вспоминал про свои самоволки - как перелезал через забор, и как зацепился за гвоздь, и как штаны порвал... А Геринг с Гариком в ответ рассказали этому клёвому таксисту, как сами только что прыгали с забора, и как эту тётку голосистую и её собачку напугали... Короче, проржали втроём всю дорогу - как до "интура" доехали, и сами не заметили.

Расплатились с таксистом - дай Бог ему здоровья и всяческих удач! - и двинули по Набережной, вперёд, форсированным маршем.

Уже совсем стемнело, и в свете фонарей Ангара казалась совсем чёрной, а вдалеке, на левом берегу, громыхали составы, и плелась, сбавляя ход перед остановкой, поздняя слюдянская электричка. От реки тянуло холодом, но Гарик и Сашка не обращали внимания ни на холод, ни на шум дальних поездов, ни на что - они были счастливы, что все неприятности этого вечера уже, казалось, остались позади - а впереди... впереди их ждали две красотки-медузы, которые, надо полагать, к приходу гостей не только разбодяжили в нужных пропорциях свой хвалёный медицинский спирт, но и догадались, наверное, картошечки нажарить. Картошечки!... С лучком!... Впрочем, финал этого вечера, если верить Гарику, который всю дорогу расписывал Сашке этих красоток-медуз, да в десятый раз рассказывал, как они втроём угорали на этом рок-концерте, да как к Егорушке Летову на сцену прорвались - финал вечера обещал быть и вовсе уж фееричным! Эх! Скорее бы уже дойти до этой общаги!...

Уже позади осталась и смотровая площадка, на которой летом собираются художники - та самая, что известна всему городу,  как "Круг" - и небольшая площадь перед институтом "Иргиредмет" была уже позади, и голова космонавта Гагарина, взирающая со своего пьедестала на речную пристань - осталось лишь пересечь последнюю площадь, ту самую, где на постаменте памятника царю Александру торчит бетонный шпиль, прозванный в народе "Мечтою Импотента", как вдруг... как вдруг выяснилось, что приключения этого вечера совсем даже не кончились, а совсем даже не прочь возобновиться и погонять адреналинчик двоим курсантам, спешащим на романтическое свидание.

Приключение имело облик троих бойцов патрульно-постовой службы, которые, ещё издалека заприметив своих жертв, быстро и неслышно двигались им прямо наперерез. Траектории движения наших курсантов и этих вражеских ментов должны были обязательно пересечься строго под прямым углом - ещё немного, ещё чуть-чуть, и пересекутся!... Но тут Гарик Наливайко то ли боковым зрением углядел опасность, то ли взыграли в нём гены предков, высланных в Сибирь из Закарпатья "лесных братьев" - но Гарик опасность почувствовал, и, раньше, чем сам успел сообразить, что к чему, дёрнул за руку Сашку, и, коротко бросив другу: "Бежим!", рванул с места. Геринг рванул за ним, а менты, никак не ожидавшие, что почти настигнутая добыча вот так вдруг уйдёт у них из-под носа, сначала растерялись, но через пару секунд уже бежали следом.

Надо отдать должное и Наливайке, и, в особенности, полненькому Герингу: бежали они куда быстрее, чем их преследователи. На их стороне были возраст, крепкое курсантское здоровье и ежедневные тренеровки, а главное - Цель! Хрустальная и святая Цель этого вечера - уже заждавшиеся их две Медузы Прекрасные! - а что было на стороне ментов?... Быстро перебежав площадь, наши друзья вихрем неслись между деревьев старого Александровского сада: растительность здесь была буйная, одичавшая за годы Перестройки и рыночных реформ, и ещё не прореженная городскими дендрологами, поэтому у Сашки с Гариком были все шансы оторваться, уйти от преследователей в этой чаще - но тут ППСники включили свои фонари, и шансы сторон на успех резко изменились.

Нужно было прятаться, срочно! Прятаться так, чтобы луч милицейского фонаря ни с какой стороны не высветил фигуру. Дерево здесь не поможет, и кусты не помогут: за деревом Сашку и Гарика будет не видно только в том случае, если и их преследователи тоже остановятся - а они и не думают останавливаться. Лучше всего было бы залезть в какое-нибудь дупло, или затаиться в какой-нибудь ямке - но нет в старом Александровском сквере на Набережной Ангары ни деревьев с дуплами, ни ямок... Что же делать?...

В темноте маячил тёмный силуэт "Запятой" - декоративной парковой смотровой площадки, сложенной ещё в девятнадцатом веке из глыб пещанника - вот за ней и решили укрыться пока, а там - будь, что будет. Быстро оббежали "Запятую" вокруг, и тут же наткнулись на врытый в землю дворницкий ящик для хранения мётел и лопат - этакую конструкцию, напоминавшую огромный деревянный шифоньер, врытый в землю кверху дверцами. Обычно, эти ящики запирались на висячий замок, но тут замка не было, и Гарик Наливайко, не долго думая, распахнул эту дверцу, и прыгнул вниз, плашмя, чтобы залечь в этом ящике. Сашка Геринг уже собирался, было, последовать его примеру, тем более, что с обратной стороны "Запятой" уже мелькали лучи ментовских фонарей - ещё секунда, и преследователи будут здесь! - как вдруг произошло что-то и вовсе уж ничем не объяснимое: зелёная дверца дворницкого ящика, которая только что захлопнулась за Гариком, вдруг с силой распахнулась, и Гарик выскочил на поверхность, проорал что-то нечленораздельное, и, дико размахивая руками, побежал прямо на выскочивших к дворницкому ящику ментов. Дико воя, пробежал мимо них, и скрылся в темноте парка.

Геринг не стал мешкать - рванул следом за другом, ориентируясь на звук его воя - а менты почему-то не побежали за ними, почему-то остались там, возле этого ящика, в который нырнул и из которого через секунду выскочил Гарик Наливайко. Сашка не сразу сообразил, что погони больше нет - но, сообразив это, не сбавил скорости: ему нужно было догнать друга. А Гарик всё ещё бежал по аллее, размахивая руками, воя и отчаянно матерясь.

- Стой ты! Да стой, дурак!... Да стой же, Наливайкин, мать твою, это же я!... - орать на бегу было трудно, полненький Саня уже немного запыхался, - Да стой же ты, придурок!...

Гарик остановился, обернулся на голос Сашки - и в неярком свете фонаря Геринг увидел, что Гарик бледен, как свежеотстиранный подворотничок гимнастёрки. Бледен, а глаза горят, и губы трясутся.

- Что там?... в ящике?... - едва переводя дух, спросил он Гарика, - Чего ты оттуда так выскочил и стартанул?

- Ж-жмуры! - Гарика колотило, и колотило совсем не по детски, и оттого он не по детски же заикался, - Ж-жмуры там, Г-геринг! М-мног-го!... Я т-туда п-прыгнул, а т-там - ж-жмуры!

- Какие, нафиг, жмуры?! Что ты несёшь? - Сашка видел, что друг не врал и не разыгрывал его, но его сознание отказывалось воспринять услышанную информацию, - Откуда там жмурикам быть? Сам подумай...

- Й-й-я н-не знаю, Г-геринг, н-но я не вру! Там и вправду ж-жмуры лежат! Штук пять, или шесть, я не с-считал! Я к-крышку открыл, и увидел - т-там от уличного фонаря свет попал! ЖМУРЫ! А я уже на них п-прыгнул, и к-крышка з-захлопнулась! Уй, бля-а-а! - Гарика передёрнуло, и он принялся двумя руками стряхивать с шинели то, что могло к ней прилипнуть, - К-как будто в м-м-могилу прыгнул, в б-б-братскую! Б-ррр!!! Н-не веришь - иди, с-сам загляни! А я не п-пойду-у!... Уй, бля-а-а!... - на этих словах Гарика самым натуральным образом стошнило, и это послужило для Сашки самым лучшим доказательством того, что жмурики, о которых толкует друг, вовсе не его выдумка, а вовсе самая, что ни есть, правда.

...Пройдёт много лет, и однажды, в одной разношёрстой компании, в которой случайно окажется бывший студент Меда, подрабатывавший в те годы, о которых мы рассказываем, санитаром в старом иркутском морге, Сашка Геринг расскажет эту историю про жмуров. И бывший студент и бывший санитар морга усмехнётся, и подтвердит, что да, мол, в девяностые годы двадцатого века, когда ещё не был построен новый морг на Коммунистической, в старом морге на Третьего Июля время от времени не хватало места, и покойничков приходилось пристраивать, где придётся... что поблизости от старого морга на Набережной кто-то из докторов заприметил эту дворницкую кладовушку, и что некоторых морговских "пассажиров" с осени и до весны иногда клали в этот самый "филиал"... что кладовочку эту так промеж собой и называли - "филиалом" - и что квартировали там покойнички в ожидании похорон по два-три дня... Но всё это Сашка Геринг услышит и узнает через много-много лет - а пока он поддерживает совершенно позеленевшего Гарика, и раздумывает, не добежать ли до ларька, не купить ли другу водки?... Нет, наверное, уже не надо: Гарик, кажись, уже и без водки в себя пришёл - да они уже оба, собственно, и пришли туда, куда шли: вон и общаги медовские, старая и новая... В путь, Гарик! Мы почти у цели!

Двери общежития были заперты. Этого ещё не хватало для полного счастья!... Гарик говорил, что уж с чем, с чем, а с проникновением в общагу проблем не будет: что у медиков в общаге дежурит какой-то хмырь - не то просто студент, не то бывший студент - которому надо только пару сотен сунуть, и он не будет задавать никаких дурацких вопросов... Но нелюбопытный этот студент, похоже, уже настрелял денежек, а может быть, просто спит - короче говоря, сколько ни дёргали курсанты Геринг и Наливайко огромную дверную ручку, толку от этого было - ноль. Наконец, Гарик изрёк:

- Идём к девчонкам под окна! Сейчас мы их покричим, и вместе что-нибудь придумаем!

И, едва только они подошли к нужному окну, и Гарик негромко прокричал имя своей дамы сердца, как на третьем этаже распахнулось окно, и девичий голос откуда-то сверху спросил:

- Игорь, ты? Вы вдвоём? Ну где вы ходите-то? Мы вас уже лишний час ждём!

- Сейчас всё расскажем! - едва услышав голос своей Медузы Прекрасной, Гарик окончательно успокоился, и забыл все свои страхи и ужасы, - У нас с Сашкой сегодня приключения были - это просто кино и немцы! Кстати, знакомься: это Саня Геринг, родной правнук рейхсмаршала! Только у нас проблема: мы в общагу попасть не можем! Ваш комендант куда-то смылся! Вы там поищите его, скажите, чтобы открыл, что-ли... - Гарик закурил, - а мы здесь пока подождём...

Ждать пришлось долго - наверное, полчаса, или даже больше. За это время и Гарикова пассия (которую, кстати, звали Женей), и её подружка и соседка Оля (не соврал Гарик! - действительно, грудка - что надо! Даже в темноте видно!) - обе они попеременно подходили к окну, и сообщали о том, как продвигаются поиски коменданта. Вроде, его сегодня у ингушей видели, на втором этаже - он с ними сидел, общался... но ингуши сказали, что он от них ушёл - вроде, к афганцам... к этим афганцам девчонки идти боятся, они попросили зайти к ним какого-то Лёху... вот Лёха вернулся, и сказал, что комендант был у афганцев, что у них там гашишем воняет... что Лёха сказал, что афганцы сказали, что комендант ушёл минут двадцать назад... что его, вроде, видели на четвёртом этаже, сейчас там ищут... а вот сказали, что видели, как он к себе на первый спустился, но у себя его нет... что... что... что...

Короче.

Короче, время идёт, и уже начало первого. А согласно старинной легенде, ровно в полночь комендант этой общаги превращается в Фантомаса, и становится неуловимым. Поэтому, нет смысла его искать. Поэтому, есть смысл связать простыни, привязать один конец к спинке кровати, а другой спустить в окно - и Сашка с Гариком по этим простыням заберутся наверх. И девчонки на третьем этаже принимаются за дело: вяжут узлами простыни и пододеяльники - и ещё через четверть часа эта импровизированная верёвочная лестница готова, и один её конец накрепко привязан к спинке кровати, а другой спущен вниз. И две прекрасных медузы, Оля и Женя, смотрят в окно - они смотрят, как сейчас храбрые курсанты ИВВАИУ будут покорять вершины. Они смотрят, и переживают.

- Геринг, ты лезешь первый, - говорит Гарик, - ты - толстый, а я - худой. Если тебя простыни выдержат, то они и меня выдержат. Лезь!

- Я не толстый! - возмущается Сашка, - Я просто плотного телосложения! Вот Сергей Крылов - он толстый, его точно никакие простыни не выдержат! - и, сказав таковы слова, Геринг берёт в руки свисающий конец простыни, и начинает Восхождение Наверх. Лезет.

Первый этаж Сашка миновал благополучно. Когда козырёк его фуражки поравнялась с подоконником второго этажа, послышался короткий треск. Затем наступила пауза, во время которой все - и наверху, и внизу, и между верхом и низом - затаили дыхание. А затем раздался Очень Сильный Треск, и Сашка Геринг, как висел, вцепившись, словно кот, в эту простыню, так и ухнул вниз! Строго вертикально.

ХЛОППП!!! -

- это хлопнули об асфальт подошвы его сапог. Геринг постоял секунду на матери-земле в вертикальном положении, а потом - ШЛЁП!!! - свалился спиной на газон, и растянулся на нём во весь рост. И глаза, гад, зажмурил. И обрывок простыни, что он так и продолжал держать в руках, накрыл его, словно белый саван.

- .....! - донеслось из окна третьего этажа, и это "....." было сказано столь трагическим тоном, что больше похоже было на "Аминь" после завершения заупокойной молитвы.

- П....ц! - произнёс Гарик Наливайко. Постоял секунду над распластанным телом Сашки Геринга. Затем склонился над другом, сдёрнул с его лица обрывок простыни, и осторожно позвал:

- Саня... Саня... Ты жив?...

Геринг открыл глаза. Увидел над собою фиолетовое небо апрельской ночи, затем увидел громаду медовской общаги и жёлтый квадрат окна, в котором маячили два чёрных девичьих силуэта. Потом увидел склонившегося над ним Наливайку. Выпустил из правой руки обрывок простыни, сунул руку в карман, достал сигареты и зажигалку. Подкурил, затянулся. И, продолжая лежать на земле, совершенно бесцветным голосом изрёк:

- Пошли. Домой. А?...

Медленно встал, поднял фуражку, надел её на голову, и, не оборачиваясь, зашагал прочь. Гарик постоял ещё полсекунды, и двинул вслед за ним.  В спины удаляющимся курсантам из окна на третьем этаже ещё долго смотрели вслед.

P.S. А этот ролик - специально для главного Героя этого рассказа, чтобы не обижался:

@темы: Проза

---

[Тихим шёпотом]

Ахилл говорит Черепахе: повремени, ну повремени, ну погоди, повернись ко мне, поворотись, вернись, не ходи к воде, не уходи и не уводи меня за собою, я не пойду, остановись, посмотри – я падаю, подойди, подай мне воды, ляг со мной на песок, дай отдышаться, меня ведет, у меня в груди не умещаются выдох-вдох, пощади, – говорит Ахилл, – потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, день говорить с утра о малостях, жаться к твоей подушке, день отвезти тебя к стоматологу, прикупить одежки, день ухватиться за руки, когда лифт качнется, день не бояться, что плохо кончится то, что хорошо начнется. День, – говорит Ахилл, – только день – и я снова смогу держаться, только день, – говорит, – и мне снова будет легко бежаться, будет как-то двигаться, как-то житься, как-то знаться, что ты все еще здесь, в одной миллионной шага, в ста миллиардах лет непрерывного бега, – ты еще помнишь меня – говорит Ахилл, – я вот он, вот, задыхаюсь тебе в спину?

Черепаха говорит Ахиллу: слушай, ты чего это, что такое? Все нормально, гуляем же и гуляем, что тебя вдруг пробило? Посмотри, какая ракушка, посмотри – соляная кромка, а давай дойдем до воды, скоро можно будет купаться, скажем, через неделю. Слушай, посиди секунду, постереги мои туфли. Я хочу намочить ноги, думаю, уже нормально.

Ахилл говорит Черепахе: это ад непройденных расстояний, ад полушага, ад проходящего времени, следов от его ожога, ад перемен души, – говорит Ахилл, – и я все время не успеваю, не догоняю тебя и не забываю, какой ты была полторы секунды назад, какой ты была на предыдущем шаге, на перешейке, на прошлогоднем песке, на снегу сошедшем, вот что сводит меня с ума, – говорит Ахилл, – вот от чего я шалею, я пробегаю полдуши, чтобы оказаться душой с тобою, чтобы душа, – говорит Ахилл, – в душу, душа в душу, ты же переворачиваешь душу за этот шаг, и вот я уже дышу, как на ладан, а ты идешь дальше, даже не понимая, не понимая даже, и это, – говорит Ахилл, – я не в упрек, это, – говорит Ахилл, – я не имею в виду "не ходи дальше", это я просто не понимаю, как мне прожить дольше. Это так надо, я знаю, я понимаю, это иначе не может быть, но я хочу подманить тебя и подменяю себя тобою, какой ты была полторы секунды назад, но это же не обманывает никого, даже меня самого. Это бывает, такая любовь, когда не достать и не дотянуться сердцем, губами, воплями, пуповиной, не вообразить себя половиной и тебя половиной, но навсегда учесть, что воздух будет стоять стеною между тобой и мною. Я понимаю, – говорит Ахилл, – тут не может быть передышки и никакой поблажки, потому что это послано не для блажи и не для двух голов на одной подушке, но для того, чтобы душа терпела и задыхалась, но не подыхала, не отдыхала, и поэтому бы не затихала, и тогда, – говорит Ахилл, – понятно, что мне не положено отлежаться у тебя на плече, отдышаться, а положено хоть как-то держаться. Я не догоню тебя, – говорит Ахилл, – не догоню, это, конечно, ясно, не догоню – но наступит миг – и я вдруг пойму, что дальше бежать нечестно, потому что если еще хоть шаг – и я окажусь впереди тебя, ибо все закончится, завершится, и тогда еще только шаг – и ты останешься позади, и это будет слишком страшно, чтобы решиться, испытание кончится, все решится, можно будет жаться друг к дружке, есть из одной тарелки, в зоопарк ходить, и будет легко дышаться, только все уже отмечется и отшелушится, и душа вздохнет тяжело и прекратит шебуршиться. Никогда, – говорит Ахилл, – никогда, понимаешь, ни дня покоя, никогда, испытание, – говорит Ахилл, – это вот что такое: это когда ты гонишься, а потом понимаешь, что вот – протяни и схвати рукою, только зачем оно тебе такое? Все, что ты должен взять с этого пепелища, – это себя, ставшего только еще страшней и гораздо проще, все, что ты получаешь в награду за эту спешку, – это не отпуск с детьми и не пальцем водить по ее ладошке, но глубоко за пазухой черные головешки, горькие, но дающие крепость твоей одежке. Это я все понимаю, – говорит Ахилл, – но пока что у меня подгибаются ноги, сердце выкашливается из груди, пощади, – говорит Ахилл, – пощади, пощади, потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, пощади, ну пожалуйста, сделай так, чтобы я до тебя хоть пальцем бы дотянулся, ну пожалуйста, просто дай мне знать, что я с тобою не разминулся, не загнулся пока, не сдался, не задохнулся!

Черепаха говорит Ахиллу: Да прекрати же, пусти, ты делаешь мне больно!



(с) Линор Горалик

@темы: Проза