[white_lion]

Молитва кающегося

На четырех сторонах света.
В многогранных глубинах вселенной.
Нет правильного ответа,
Что есть Любовь Твоя.

На миг чрез щель открыл я свое сердце.
И поражен был Силою Твоею.
Столь тихой, нежной, деликатной.
Неистово багровой, благодатной...

В Крови Твоей.
Кто видел совершеннее Любовь?
Рожденной тихой бурей
Сердца Твоего.

Ведь любишь Ты с Любви источника черпая,
Что есть Твой Воздух, Суть и Благодать.
Лишь грань, прикосновение понимая,
А в полноте нам его не объять.

Мы ищем Суть Твою в сердцах любимых,
В друзьях и близких Образ Твой.
И требуем того же совершенства от незримых,
что есть в Тебе одном.

И лишь нашел покой я в Твоем Сердце.
Пустыни, океаны, берега
И вьюги мира не страшны в Твоем Дворце.
Зная, что любишь Ты меня.

На четырех сторонах света.
В многогранных глубинах вселенной.
Нет правильного ответа,
Что есть Любовь Твоя.

© Lin Toshy.

@темы: Стихи

---

[white_lion]

Молитва грешника

Что бы я не выбрал, ветер все унес.
Чтобы я не сделал, виден мой утес.

Жизнь продлить с Тобою,
Быть Твоей рабою.

"Нет", - ответишь Ты,
В звуке тишины.

Все лишь миг, и он прошел.
Жизнь мою с собой увел.

А Тебе лишь солнце светит.
И другие придут дети.

Не того Ты ждал,
Чего я искал.

© Lin Toshy.

@темы: Стихи

---

[white_lion]

Оставив всю надежду и печаль разрухи бывшей,
Я вспомнил луч тепла, что был тобой пробивший
Незримую и вечную из мрака стену души моей.

И в тот же миг я ощутил обет,
Который дан был мною много лет...
Тому назад. Какая ни случилась бы ненастья -

Временем сотканный в тропу твой след найду я.
Иль вечность обретет, иль ветер все развеет вдруг.
Я помню о тебе, мой милый друг.

P.S. Посвящается дорогому другу, А.

© Lin Toshy.

@темы: Стихи

---

[Пой мне Еще]

цена тебе грош,
если при виде тебя не бросает в дрожь,
если не ищешь предлога,
чтоб прикоснуться.
если не благодарю Бога,
за то, что вернуться
от тебя не дает ушедший поезд.
цена тебе грош
и самых невзлетных полос.
/alyona lobanova

@темы: Стихи

---

[Вестик]

не гляди вокруг, а смотри под ноги, не считай ворон, береги баранки. ох уж эти взрослые-демагоги - мамы, папы, бабушки, гувернантки.

кто я?
представитель нации начитанных замухрышек, гражданин, путешествующий между придуманными мирами...
так Малыш уходил погулять на крышу, со своими воображаемыми друзьями.

как же в нас прорастает то, что вбивалось в детстве, ни за что не открою дверь незнакомым дядям! есть причины в (самоизоляции) домоседстве, и в клеймлении каждого негодяем.

и весь мир несется вдогонку за семицветика лепесточком,
что пустила девочка, хрусталь разбившая мамин.
но мне этого не заметить, я же всё-таки послушная дочка,
ничего не видящая за собственными ногами.

(с) Алена Еруманс

@темы: Стихи

---

[AngelVIKAss]

Запомни мой номер на экстренный случай,
Я в жизни так редко за кем-то жалею.
Ты очень хороший, а может и лучший...
Но я теперь больше людьми не болею.

Удвоилась гордость, утроилась сила,
Здесь бьют все с размаху и без тренировки.
Я много давала, я мало просила,
Чем люди любимей...тем жестче уроки...

Зато появилась размеренность взглядов,
И там, где провал, оживает план "Б".
Мне стало понятно, что должен быть рядом,-
Незрячий... кто лучшее видит в тебе.

Запомни мой номер на ЭКСТРЕННЫЙ, ВАЖНЫЙ,
Так мало есть тех, за кем я скучаю.
И если раздастся звонок твой однажды :
Я трубку возьму...я возьму...
...Обещаю ...
© Ира Долинная

@темы: Стихи

---

[Пой мне Еще]

Когда ты ищешь что-то, оно находится
где-то, но где - даже и не гадай.
Не всё ли равно, где оно: через улицу
или в шести-семи световых годах,
эта ситуация не разрулится,
если оно не ищет с тобой контакт.

Искомое - значит, вытащили из комы.
Потерянные вещи так любят лежать в ней
и вообще где угодно,
только не у тебя дома,
потому что им так видней.
Потерянные вещи не любят твоих комнат,
сердечных камер, клеток пустых дней.

Чего ты добился, стёрший семь пар ботинок?
Избавивший мир от тысячи сигарет?
Прослушавший дома весь магазин пластинок
двумя этажами ниже за двадцать лет?
То, что ты ищешь, ладонь твою отпустило,
намеренно потеряло твой мягкий след.

Когда ты совсем перестанешь искать что-либо,
откроешь комод, и тот самый второй носок
обнаружится в нём, выпавший из-под кипы
старой одежды,
а в нём будет морской песок.

И человек, с которым вы всё могли бы,
придёт в твоё сердце и ляжет наискосок.
/Стефания Данилова

@темы: Стихи

---

[ErikaF]

Из тех,
кого проще всего ненавидеть,
под номером первым
записано Время.
И нет,
не за жизнь в календарную клетку,
что гонит вперед
по неведомой схеме.
И нет,
не за то,
что вбивает в нас копья
безжалостных стрелок
в кругу циферблата.
За то,
что упрямо
дает нам надежду,
ссылаясь на «скоро»,
«однажды»,
«когда-то».

Безликое нечто
по имени Время
стремится предстать
мудрецом или другом.
Твердит,
что терпение близит нас к Богу
и в будущем счастье положит нам в руки.
Клянется,
что учит не делать ошибок,
а мы за советы
ведь даже не платим,
И гладит нам волосы,
нежно,
как мама,
вот только добавив
белесые пряди.

Еще говорят,
будто Время – целитель,
и очередь в жизнь у него под дверями.
Любой,
переживший разлуку,
потерю
идет на приём
и стоит там годами.
Кому-то наскучит,
и он отвлечется,
покинет безликую серую ленту,
Но с истинной болью
никто не уходит,
и «врач»
убивает
таких
пациентов.

(с) Deacon

@темы: Стихи

---

Белая косуха

[今晩はОрхидея今晩は]

Стырено тут - www.stihi.ru/2015/07/25/1048



Носить очки – это было грустно по массе причин… Лишь после, к третьему году студенчества, Алексей понял, зачем это с ним сделали родители. Частично, конечно, им удалось достичь намеченных этим действием целей – лазать по гаражам, крышам, чердакам и прочим опасным местам промзоны чадо стало гораздо менее интенсивно. И возможно, именно поэтому не только выжило, но и уцелело полностью – множество сверстников закончили жить, не успев закончить школу… Кроме того, необходимость возиться ещё и с очками, а не только с перьевой ручкой – вещью, неизменно вызывавшей зависть не только у остальных школьников, но и у многих учителей, перо-то было золотым! – попробуйте писать при этом без помарок и ошибок, способствовало самодисциплине очень сильно. А где самодисциплина, там и груды пятёрок, сами собой почти… Алексей рано понял, что математика прекрасна, как графика, а физика и вовсе предмет несложный и увлекательный. Главное – видеть за вязью формул логику, как женские формы под гипюровой кофточкой, и тогда никакая сложная задача не покажется трудной.
Груды пятёрок оказались очень кстати – серебряная медаль упала в руки сама… И получив её, Алексей вдруг понял, что он не просто уважаемый всеми сверстниками кадр, у которого всегда можно было списать, но нечто намного большее. Последняя дискотека – как раз дискотека, ибо последний звонок и тем паче выпускной были ещё в будущем – намекнули молодому роскошному блондину, что он хоть и не носит буйной гривы, как голосистый Дитер Болен, но вполне себе красив и пользуется громким успехом у противоположного пола. Дискотеки к тому времени стали очень обычным делом, и песни этого автора, а также подделки под него русскоязычных эстрадников, ставшие модными в конце восьмидесятых-начале девяностых, подвергались остракизму уже только со стороны озабоченных бабулек на лавочках. Не зря многие молодые люди, будучи старше всего-то на пяток-семёрку лет, с радостным одобрением смотрящие на ровесников Алексея, что таскались не только с кассетными магнитофонами, но и огромными колонками, дабы громкость дискотеки была слышна на весь школьный коридор, часто вздыхали с откровенной завистью. В «их время» всего этого было ещё нельзя, как нельзя было просто взять и не подать заявление о приёме в комсомол…
В «их время» были живы ещё характеристики, которые писали классные руководители, и от которых зависела фактически вся дальнейшая судьба человека – ведь на текст именно этой коварной бумажки обращали внимание при зачислении в вуз, а не на те оценки, что получались на вступительных экзаменах. А в коварных бумажках могло оказаться что угодно – до самой настоящей клеветы самых ужасающих масштабов, опровергнуть которую не смог бы ни один суд на планете Земля. Но от этой ужасной участи Алексея спасли те же очки и груды пятёрок, а то, что из синей джинсы не вылезает оба последних года обучения – так отменили же уже школьную форму в столице-то, пусть резвится, махнули рукой усталые от новых сплетен и веяний педагоги. Вот, пишет же журнал «Работница», что кроссовки, оказывается, не способ тлетворного Запада овладеть неокрепшими душами молодёжи, а удобная для ноги и правильная обувь, так тому и быть. Нынче так много интересного везде пишут – гороскопы, рецепты, детективы, тайные знания… Да и надоело уже следить за цветом колготок у старшеклассниц и длиной их юбок, сами мы в их годы в пионерлагере, помнится, эх, тётки, верно?! Что нынче рекомендуют высаживать в теплицу?
Садово-огородный кошмар в виде ежегодного копания картошки Алексей видал, что называется, в гробу – и умчался прочь из родного райцентра полностью городского типа в Сибирский Питер, получать вузовский диплом и становиться жутко взрослым важным мужчиной. Ещё в поезде он услышал от иркутян старую городскую речёвку «Лучше носом бить орехи, чем учиться в политехе» и очень удивился, ведь амбиции вчерашнего школьника дальше авиаконструктора ещё не двигались. Третьекурсники, уже матёрые студенты, посещавшие клуб спелеологов и альпинистов, излазавшие все скалы Прибайкалья, охотно поделились своим богатым жизненным опытом, последние полтыщи километров до областного центра без устали рассказывая о имевших место тонкостях различных мест учёбы. Так, они объяснили несчастной худощавой абитуре, что «лучше быть конём в колхозе, чем студентами в нархозе», ибо это нынче всем кажется, что юристы и экономисты будут нужны, и из-за этого на них конкурс от восьми до десятка на место – на самом деле все нужные должности и так займут сынки любовниц партноменклатуры, а провинциалы никому не нужны. И что «ума нет – ступай в пед, стыда нет – иди в мед, а коли ни того, ни другого – вали в торговый».
Не то, чтоб наличием этих качеств Алексей мог похвастаться в полной мере, по его мнению, но их вполне хватило для осознания того, что на фоне наступающей на оборонку «конверсии» хоронить себя в офицерах явно не стоит, и на железной дороге у него нет ни единого серьёзного протектора, да и прозывался институт её инженеров этот больно презрительно – «железяка». Можно было рискнуть и пойти в ин-яз, тем более, что парням там всегда было послабление, ведь часто на курсе их было не более двух – но Алексей не мог себя представить учителем в школе, а на большее с этим «дипломом для валютных проституток» рассчитывать не приходилось. Заканчивать же сельскохозяйственный, даже по специальности электрика либо сварщика было скучно и грустно – всё же он не деревенский увалень и не городской лентяй, да и работа на стройках в регионе, где зимы холодные, могла быть более чем опасна для не очень крепкого ещё здоровья жаждущего грызть гранит науки. Итак, оставался только один шанс – обнаглеть и подать документы в классический университет, где медалист мог сдать только один экзамен, а затем прийти на зачисление даже с четвёркой…
С наглостью у Алексея всегда было всё в порядке, он с детства знал, что это – второе счастье, и он холодно поинтересовался у попутчиков уже на перроне, какой из факультетов «универа» считается самым престижным. «Самые крутые – это физики, - получил он неспешный ответ. – Они всех везде вертели, и все работодатели эту специальность дюже уважают. Вот на алюминиевом заводе на политеховских даже не взглянули, дядька мой рассказывал, что тамошний кадровик…» Дальше Алексей не слушал, любуясь церквями на другом берегу полноводной сибирской реки – он уже знал, что будет делать дальше…
Трамвай как будто ждал приехавших – и Алексей, снабжённый подробными инструкциями, решил двигать не к одинокой бабульке, что должна была принять его и разместить в отдельной комнате полуторки-хрущобы, а сразу поехать и подать документы в деканат – брать быка за рога, так брать сразу! Выбравшись из вагона на нужной остановке, он залюбовался старым храмом в стиле сибирского барокко – семь главок, высоченная колокольня при этом, да и от ворот и ограды веяло такой древней стариной, будто ничего не менялось тут лет триста… Так, увидев уютный костёр в сырой тайге, путник тянется к теплу совсем инстинктивно. И в самом деле, пришла вдруг резвая мысль – а не зайти ли, привлечь удачу в этаком важном деле, как штурм университета? И, поправив лямку рюкзака, Алексей бодрым шагом флибустьера двинулся на возвышение, на котором стояла Крестовка, или Крестовоздвиженка – так центровские старожилы называли этот храм здесь, в исторической части города. Дальнейшее превзошло самые смелые ожидания…
Ворота были украшены причудливой вязью, но как раз такой, которая и была бы тут уместна, и, перешагнув порог и ступив на двор, Алексей почувствовал, что очутился в другом мире. Нет, он всё так же шёл по пустому церковному двору к массивной старой двери с кольцами вместо ручек. Но только те далёкие цветастые туманности и галактики, которые потрясали его воображение ещё со страниц журнала «Техника - молодёжи», оставили код проникновения к ним где-то здесь, должно быть, внутри церкви за какой-нибудь огромной иконой. А те красавцы-аристократы, что прятались в этих фантастических далях и гоняли вместо авто на мощных звездолётах, похоже, точно проходили тут не раз, и если что, можно было их подкараулить. За бликом на золочёном кресте, что сиял себе на одном из куполов, угадывались все эти манящие звёздные бездны в разноцветных тонах. Даже дверь в подклеть была защищена старинной резьбой по дереву, явно до всяких великих октябрей изготовленной, и была похожа на люк космической станции – не той, о которой бодро рапортовали из телевизора, а настоящей, о которой мозг знал всегда, и вот теперь радостно интендифицировал её наличие. Впрочем, цивилизация в её нехорошем варианте чуток добралась и сюда, укрыв потёртым линолеумом каменные ступени, но как раз эту мелочь можно было игнорировать, увидев старинные решётки на окнах с бронзовыми запорами. А дальше…
Дальше были огромные – с изображениями больше человека в натуральную величину – изображения ангелов, Богородицы, и ещё одного добряка-старца среди облаков, кажется, это его сыном и являлся знаменитый Христос, слишком неоднозначная фигура в мировой истории, чтоб её наличие можно было игнорировать вовсе. Живопись была столь живой, родной и качественной, что гость ощутил себя самым настоящим полноправным гражданином Вселенной, которую охраняет от процессов деструкции вон тот важный парень в форме какого-то старинного воина с огненным мечом в руке – кто это такой, Алексей вспомнил мгновенно, хотя ещё за сутки до того ломал бы голову, задай ему этот вопрос попутчик. Голова кружилась от совершенно неожиданного и уютного счастья – он дома, там, куда лишь мечтал когда-то попасть, весь отдаваясь неге и тишине вечера над красотой таёжной реки. Совершенно очарованный новым ощущением, будущий студент уверенно шагнул дальше, через небольшой притвор со старинными образами к главному приделу, и ещё несколько минут стоял на пороге, созерцая древнюю живопись, узнавая мгновенно библейские сюжеты, которых точно никогда нигде не изучал. Затем двинулся вперёд, и через небольшой коридор с колоннами, увенчанный изображениями крепко накачанных ангелов, попал к высоченному иконостасу, что громоздился будто совсем с неба, спускаясь к ступеням солеи.
Именно здесь и был тот самый портал, откуда можно попасть на небо – это Алексей сразу почувствовал, когда приблизился вплотную к аналою, чтобы повнимательнее рассмотреть старинный образ, лежавший на нём. Весь вопрос, очевидно, был в нужном скафандре, только и всего. Яркое летнее солнце сияло сквозь высокие окна купола колокольни, прямо указывая, что этими пластами сияния лестница в дальние миры и отмечена. Молодой человек протянул руку к сиянию над собой, и вдруг осёкся – креста-то на шее у него отродясь не водилось, а значит, какие могут быть прогулки по небесным порталам? Кто его, такого бывшего пионера, обещавшего перед главным памятником тому, чей труп хранится в столице на главной площади, бороться с всем, что здесь есть, туда пустит? И вообще, он ведь пришёл попросить помощи поступить на физический факультет, а не для чего-то другого… За спрос в глаз нигде не дают, как известно, да и не ссорится ни с кем сейчас вчерашний отличник, так что нужно сделать то, зачем явился, да и топать дальше, самому покорять космос, настойчиво овладевая нужными для этого знаниями. Алексей резко развернулся спиной к прекрасным сценам, изображавшим разные события из жизни тех, для кого слово Бог не было присловьем с маленькой буквы, и бодро зашагал назад, к стойке свечной лавки, дабы выбрать себе покупку посолиднее. Громко осведомившись сочным баритоном, куда нужно будет воткнуть свечку, бывший школьник чеканным шагом приблизился к винтажной громадине, в которой неспешно горели оставленные ещё кем-то. Бравым движением руки осуществил манёвр, вежливо поклонился крупному распятию и двинулся прочь.
На лестнице с высокими ступенями молодой человек сам не заметил, как оступился, и аккуратно шлёпнулся посредине на одну из них. Задумчиво поправив очки на носу, Алексей решительным шагом вышел прочь, почти позабыв то сказочное ощущение, что пережил несколько минут назад. Но уличный шум неприятно оглушил его, едва он перешагнул порог и вышел за ворота. Машины мчались мимо по оживлённой магистрали с каким-то остервенелым неуютным грохотом, и захотелось вернуться, чтоб ещё понаслаждаться тишиной и покоем. Яркий солнечный свет сейчас не был с ясным оттенком белого, а очень сильно отдавал рыжиной. Однако ступени лестницы вели к переходу, за которым после заросшего кустами пятачка земли – Алексей ещё не знал, что это было погибшее кладбище – на котором торчал камень из розового гранита, обещавший всем и каждому, что когда-нибудь здесь поставят памятник декабристам, а за ним простиралась горделивая прямая улица, застроенная сталинками с их напыщённой важностью линий. Где-то совсем рядом, за ними, был скрыт корпус университета, обещавший статус самого крутого парня года, ибо Этот Учится на Физфаке. И Алексей уверенно шагнул в ту сторону, забыв, что его вообще-то никто не торопит сейчас. Он ещё не знал, что памятника декабристам на месте, обозначенном камнем с табличкой, не будет поставлено ни в уходящем веке, ни в грядущем.
Как ни странно, фигуру рослого молодого парня будущий студент отчего-то заметил в самый последний момент, уже почти подойдя к краю тротуара, хотя тень против солнца должна была быть очень заметна. Возможно, впрочем, что причиной того, что флибустьер остановился, было лишь то, что кроме стильных ковбойских сапог и умопомрачительных джинсов, он увидел на незнакомце безумно красивую фасонистую косуху – на зависть всем модникам его поколения и прочих. Косуха была ослепительной в своём великолепии – и белого цвета, Алексей аж рот раскрыл от восхищения, сам не заметив этого. Ещё у парня была Настоящая Зипповская Зажигалка, которой он неспешно подкуривал тёмную сигарету с золотым ободком! О том, что такие вещи могут существовать в природе, известно-то было только из новозавезённых фильмов, да ещё из журналов, чтение которых не особо одобрялось старшим поколением… Так вот что, оказывается, возможно будет найти в областном центре, всё верно, здесь ведь уже вовсю цветут барахолки, и останавливаются подолгу поезда с Пекина и Владивостока! Алексей смотрел на всё это аристократическое богатство, остолбенев от восторга, и лишь после рассмотрел, что черты лица незнакомца тоже не напоминают ему соотечественника-сибиряка, а скорее вызывают в памяти образы неких рыцарей белой Европы, из тех легенд, что надо будет обязательно разыскать в научной библиотеке университета и прочесть. Светлые волосы цвета выцветшей соломы симпатичными колечками ложились на лоб – не хватало только золочёного ободка, чтоб не мешали при движениях, отчего-то возникла совсем уж бытовая мысль. Как ни странно, в дневном свете разглядеть цвет глаз не удалось – позже Алексей то уверял себя, что они были ярко-синими, то отчего-то полагал их тёмно-карими.
Подкурив и спокойно затянувшись, незнакомец спросил ровным спокойным голосом:
- Зачем приходил-то? Вправду хочешь на небо или только дурня празднуешь? – эти ничего не значащие интонации были на редкость музыкальны, и позже уже настоящий студент часто старался найти их у кого-то ещё, но безуспешно.
- Как зачем? – оторопело выдохнул Алексей. – Я хочу учиться на самом крутом факультете и чтоб все тёлки были мои! Хочу классный прикид, да хоть как у тебя! Правильным пацаном хочу быть, понимаешь?
- И это всё? – разочарованно отозвался собеседник. – Негусто, да и примитивно как-то. Сам сможешь, вполне.
- Разве этого мало? – удивился вчерашний школьник, продолжая поедать восхищённым взглядом стоящего рядом.
- Конечно мало, вообще ноль по сути, - лениво пожав плечами, сделал затяжку собеседник – с таким достоинством не курил никто из всех знакомых абитуриента. – А на прикид ещё заработать надо, это ты хоть понимаешь?
- Ну я и буду! – с жаром ответил Алексей, будто речь шла о покосе у бабки. – Я ж учиться приехал!
- Чему учиться? – с интересом осведомился незнакомец, прищурившись.
- Всему! – подбоченясь, рявкнул гордый абитуриент – если у этого парня крутая косуха, что и не снилась никому, это ещё не означает, что он имеет право меня допрашивать!
А может, имеет? – шевельнулась внутри где-то малодушная мысль. Мало ли, кто этот тип на районе…
- Вот как, - задумчиво отметил тем временем незнакомец, неспешно поворачиваясь, чтоб уйти. – Ладно, пробуй, тебе ведь жить-то, - и плавно зашагал прочь, к ограде храма, очевидно, планируя обогнуть её и выйти на обходную улицу.
Как ни странно, каблуки недавнего собеседника не стучали по гулкому асфальту, либо шум улицы скрадывал этот звук полностью. Но со спины косуха оказалась привычного чёрного цвета, хоть и скроенного эффектным ромбом к талии, и заползала на плечи шикарной кокеткой чёрного же цвета. Провожая это произведение искусства вожделённым взором, Алексей совсем не заметил, что тень от солнца, обязанная появиться впереди уходящей фигуры, отсутствовала, да и сам собеседник как-то незаметно пропал из вида, стоило подольше моргнуть. Приписав эти фокусы непривычному городскому дневному солнцу, Алексей предпринял штурм автострады – тем паче, что зелёный человечек на светофоре сразу загорелся, и через четверть часа уже забыл о белой косухе и её владельце.

@темы: Проза

---

[.Кайлиана.]

Дай ей время. Дай время. Дай ночь и густой туман. Дай ей толику слов и крупицу заветной лжи.
В её голосе сотни ветров. Ты их слышишь, Ян? В глубине её глаз беспощадная мудрость Ши.
Дай ей крик - только крик! - и она превратит в напев. Оберни её в лён - вместо льна кружева и шёлк.
Увези её прочь, утаи ото всех, от всех! Сбереги её, Ян, от того, кто за ней пришёл!
Дай ей время. Дай время. Часы преврати в года. Охрани от беды. Защити от любой беды.
От болотных огней, от распятия, столба, костра - уведи её прочь, замети за собой следы.
Дай рассветные росы - роса обратится в лёд. Дай ей солнце в ладони - и утро сменяет ночь.
А она так поёт... Знал бы ты, как она поёт! Сбереги её, Ян, от того, кто таков точь-в-точь.
Дай ей время. Дай время. Дай время и шанс забыть. Подари ей обман, заглуши этот тихий зов.
Я из жизни и смерти сплету золотую нить терпкой горечью слов, неизведанных древних слов.
Дай ей новые судьбы, дай ворох чужих имён. Защити от ненужных терзающих сердце тайн...

Арианна сидит у окошка и ждёт Самайн.
Гвенн сидит у окна, ждёт, когда же придёт Самайн.
Эйна смотрит в окно, Эйна преданно ждёт Самайн.

Ожиданием дух измучен и заклеймён.

Дать ей время, дать время... И Ян за её плечом. В вихре новых рождений сужается вечный круг.
А в глазах Арианны дожди и весенний гром. Песни Гвенн разливаются мороком на ветру.
Если Эйна танцует - мерещатся пляски фей.И не жалко души. Ни своей, ни чужой души,
чтобы только напомнить о ней, рассказать о ней. О последней оставшейся в мире подлунном Ши.
Дать ей крик - только крик! - подарить зов ночных лесов. Провести сквозь огонь в мир болотных огней и лжи...

Беспощадный Самайн отпирает дверной засов и ладони его рыжи, ласковы и свежи.

Кайлиана Фей-Бранч

@темы: Стихи

---

[Пой мне Еще]

он приходит и говорит: «забывай меня,
никаких перспектив, никакого тебе огня,
ничего тут не переделать, не поменять».
забывай, говорит, на забыть у тебя — два дня.

«у тебя впереди всё. встретишь других ещё».
я в ответ улыбаюсь и молча веду плечом.
он садится на край дивана. мне горячо
и немного, наверно, страшно. я вот о чём:

всё внутри заливает нежностью, как вином,
и какое тут «забывай», если — вот оно,
накрывает с разбега душной морской волной
и кладёт на лопатки. здравствуй, родное дно.

можно всё что угодно думать и даже знать —
ничего здесь не переделать, не поменять.
...он мрачнеет и убирает за ухо прядь.
забывай, говорит. забывай, говорит опять.

«я — никто, одинокий всадник, ночной фантом,
я шагаю всё время в гору — и всё на том,
ты же зря меня, ох как зря запустила в дом,
пожалеешь ещё не раз». пересохшим ртом

говорит мне все эти глупости, говорит,
и не смотрит, поравнодушнее сделав вид,
а во мне обрывается что-то и так кровит...
он приходит ко мне во сне. целый город спит.

он приходит ко мне во сне. постоянно, вот.
и вообще — не соврать бы в числах — уже идёт
девятнадцатый (или даже двадцатый) год,
как он умер. а целый мир до сих пор живёт.

как росла на лугах трава, так растёт, растёт...
я не знала его другим. только так, и всё.
ничего тут не поменяешь, не утрясёшь.
лотерея. рулетка. выигравший не спасён.

бесполезно его любить. «ну, сама скажи,
это — то же, что голым горлом да на ножи».
забывай, говорит. улыбайся, гуляй, дыши.

...как забудешь,
когда он лучше всех тех, кто жив?

/Дарёна alter-sweet-ego Хэйл

@темы: Стихи

---

[Убийца матрешек]

Это просто слишком длинная осень - больше ста почти бесполезных дней,
но она закончится, а за ней будет снег в переплете сосен и ночи темней, длинней, запутанней и верней
они пришли бы и раньше, но мы не просим.

Это просто осень, и все устали по грудь, по горло, по город, завязли в болоте,
уткнувшись в родное горе, такое серое, вытертое местами, шагали, ночью не спали, в метро листали, застыли, и их застали -
такими нежными, дышащими,пустыми, простыми, хватай скорее, а то остынет.

В час пик стоишь, прижимаешь к бедру мобильник, любимый, ну, позвони, пожалуйста,
в этой тоске глубинной, в клекоте голубином, машинист, отзовись, родной, динамиком, тишиной, заснеженной сединой,
в ругани нелюдимой, машинст, отзовись, ты знаешь, экстренная связь с тобой мне сейчас просто необходима.

Боже, если ты до сих пор вырезаешь снежинки с шестью лучами, то я тебе отвечаю -
пусть будет хуже, небрежней, чуть-чуть топорно, боже, помни, нужно, чтоб их встречали, фырчали, даже ворчали, кричали,
дарили им свои радости и печали, устали мы, понимаешь, лучше не станет, кидай всё, что получилось, накопим силы, а следующую порцию вырежешь покрасивей.

И еще, пожалуйста, приплюсуй туда наше счастье, последнюю электричку, шаги навстречу, и речку и ярко-синюю рукавичку,
ты слышишь? меня, танцующую под Баха возле матмеха, и горстку смеха, рассыпанную по крыше.
И это еще, которое свечки-вечер с пушистой плюшевой пандой, и это, которое рушится водопадом на выстраданные плечи,
и это - голой спиной на горячий камень, глазами, носом, руками, вбирать в себя накопленное веками, ясными днями, бессмысленными стихами,
и это слышишь - это земное, слышишь, со мною, слышишь, вот это счастье, слышишь тонкое за спиною, бессмысленное, распаренное, хмельное, бесценное, ненужное, проливное.

В метро в час пик войду на Электросиле, четыре месяца осени - доносили, в кармане тесном, назло, на вибросигнале, нас не прогнали, нас попросту не узнали.
Это просто осень - бессонная, нежилая, в собачьем лае, в выматывающем кроссе, дышу, срываю глотку, теряю силы, последним шагом спасибо тебе. Спасибо.

(c) Аля Кудряшова

---

[матвей.снежный.]

я - человек-батут, я - твой пинок со дна,
я - бесконечное "ты не одна, не одна",
я - твой последний шанс, минута пути,
когда больше никто не сможет прийти.

я - человек-пятно, что даст тебе удачу,
я - твое "такие, как ты, не плачут",
я помогу тебе, когда откажет и мать.
я - тот, кто всегда всех будет спасать.

я - тот, кто сотрет все твои обиды,
кто поддержит истиной-инвалидом,
я - твоя надежда, твой лучик света,
тот, кого просят уйти с рассветом.

я - тот, кто мчится в любые дали,
лишь бы кого-то опять не сломали,
лишь бы кто-то не стал злее и проще
от того, что никто не поддержит ночью.

я - твой плед, когда хочется выть,
я - тот, кого можно всегда забыть.
я - твой простудный, горячий мед.
когда больно мне, никто не придет.

(с)(матвей.снежный.)

@темы: Стихи

---

[Passion I]

Когда в ночи погаснут небеса
И так легко смотреть в твои глаза,
Так хочет сердце рассказать
То, о чем никто не должен знать...

Но лишь руки твоей коснусь едва,
И с губ сорваться так хотят слова
О том, что в сердце берегу
Что моя любовь - цветок в снегу,
Я рассказать могу...

Но укрыты ото всех цветы под снегом,
До тех пор, пока огонь любви растопит лёд...
Только распускаются цветы, цветы под снегом,
Если в душе твоей как весна любовь цветёт...

Я за тобой пройду хоть сто дорог,
Знай, вместе мы, и ты не одинок
Огонь и в сердце берегу
Ты моя любовь - цветок в снегу,
Верь, я тебе не лгу.

Но укрыты ото всех цветы под снегом,
До тех пор, пока огонь любви растопит лёд...
Только распускаются цветы, цветы под снегом,
Если в душе твоей как весна любовь цветёт...

(C) К. Кавалерян

@темы: Цитаты из песен, Стихи

---

[Сволочкова]

Верни мне его.
Земля без него, как мяч,
Игрушечный глупый мяч в голубых разводах…
Верни мне его…
Лежит моя жизнь плашмя…
Ты дал мне его. Но дать мне забыл свободу…

Верни мне его.
Из всех невозможных встреч
Ты выдумал ту, что срубит меня под корень.
Верни мне его.
Во мне его слов картечь,
И каждый его поцелуй прорастает спорой…

Верни мне его.
Я готова держать ответ.
На каждый мой грех судьба составляет смету.
Но ты не вернешь.
Ты знаешь один секрет:
Смотрел ему в душу ты -
И меня там нету…

© Юлия Холод

@темы: Стихи

---

[Passion I]

Человек иногда устает;
жизнь - достаточно длинный путь.
Чтоб забыться от всех забот,
я прилягу тебе на грудь.

Осень смыла черты всех лиц -
не люблю с холодами связь!
Я опять не вижу границ,
не дающих свалиться в грязь.

Благо годы уже не те,
чтоб терзаться по мелочам.
Знай одно: никакой беде,
я тебя никогда не отдам.

(С). Ах Астахова

---

[Блудная дочь]

говорю — холодно; неужели еще один сентябрь подошёл к концу?
впрочем, это к лучшему: сердце устало гонять литры крепкого чая;
я учусь улыбаться тебе, сталкиваясь лицом к лицу,
я учусь считать, что никто воистину не случаен:
ни ты, ни тот, кто создал меня для печали,
ни этот город, полный неугомонных чаек,
дождём прибитых к серому расплавленному свинцу.

говорю — во всём виновата осень, хотя знаю, не в этом дело;
просто пришла пора засесть за учебники и изучать пределы,
коротко стричься, обнулять безжалостно и легко,
лечиться, добавляя мёд в кипячёное молоко,
наблюдать, как постепенно испаряется память тела,
как дышалось прерывисто, а теперь - беспечно и глубоко,
будто уже перегорело, переболело...

смотри: одна из птиц вырвалась и улетела;
и уже далеко.

К.Желудова

@темы: Стихи

---

[Блудная дочь]

Паршивое лето

август учит нас пересчитывать шрамы, щеголять маленькими уродствами,
подолгу не отходить от действия анестетиков;
почему любая боль, кроме собственной,
кажется вымыслом и патетикой?

город, будто обидевшийся ребёнок, стал неожиданно строг и тих,
и вновь размыт пейзаж, собиравшийся из разноцветных точек;
и вот мы уже по горло в болоте недомолвок и неразберих,
и у судьбы, как у любого врача, отвратительный почерк;

и столики в кофейнях рассчитаны на двоих,
а барные стойки — на одиночек.

10.8.12. Ксения Желудова

@темы: Стихи

---

[.Кайлиана.]

"Если женщину изнасилуют, а она не будет кричать достаточно громко, то её нужно убить." Библия. Второзаконие 22:23-24.

Месяц щурит глаза, улыбается невредим.
Я убил её, Отче! Четырнадцать долгих зим
Миновало с тех пор, как она почила в грязи,
Распустилась цветами багряных кровоподтёков.

Я убил её, Отче! И горек свершённый грех.
Я любил её больше, чем ты возлюбил нас всех,
Но четырнадцать зим на дорогу ложится снег,
Унося её влагой в ржавелые пасти стоков.

Я любил её больше, чем пламя любило сталь.
Я дарил ей сусальное золото и хрусталь.
Но в жестоких руках беспощадна твоя скрижаль -
Неоспоримы страшные приговоры.

Я живу в новом мире четырнадцать долгих зим.
Я брожу по дорогам, ненужен и невредим.
Я убил её, Отче! И холод полярных льдин
Гонит бесов в моей груди смоляные норы.

Я любил её больше, чем рабские спины плеть.
Я хотел ей владеть. Я всего лишь хотел владеть!
А не видеть, как мягких волос завитая медь
Утекает на снег, расцветая закатно-алым.

Я живу в новом мире четырнадцать долгих зим.
Жду, что небо развернется. Жду, когда сгину с ним.
А она за плечом. Ослепителен яркий нимб.
Почему же, Господь? Почему она не кричала?

Я живу в новом мире, который создал я сам.
Я не нужен подземному царству и небесам.
А она за плечом. Гладит ветром по волосам,
Выжигает глаза этим чистым и ярким светом,

Не даёт отпустить сжатый камень в моей руке,
Запирает слова на негнущемся языке.
Я убил её, отче! И горек свершённый грех.
...Даже летом в иссушенном воздухе пахнет снегом.

Кайлиана Фей-Бранч

@темы: Стихи

---

[Пой мне Еще]

живи ты себе спокойно. живи-живи. не надо вот этих песенок о любви. не надо вот этих басенок в бровь да в глаз – нисколько наш мир не тесен нам. в самый раз.
и даже чуток с запасом – на шаг-другой, чтоб я невзначай не задела тебя рукой, чтоб не зацепила где-то в толпе плечом, чтоб ты, закрывая двери свои ключом, был твёрдо уверен – другого такого нет, а тот, что в кармане болтается столько лет, когда-то оставлен кем-то совсем другим.
и я, хоть убей, не знаю, что делать с ним.
я знаю, что есть дороги и города. я знаю про самолёты и поезда. я знаю, что есть маршруты от сих до сих. но я не хочу ничего у тебя просить – ни доброго слова вслед, ни глотка воды, ни крепкой руки, заслоняющей от беды, ни зла, ни добра, ни радости, ни тепла. спасибо ещё, хоть помнишь, что я была
на белом - мелом.
вертится шар земной… ты вправе не думать, что сотворил со мной.
на этой весёлой ноте закроем счёт,
ведь даже тот свободен, кто предаёт.
такие дела, мой ангел. хоть волком вой. такая тоска - пила бы - ушла б в запой.
мне так тебя не хватает – избави, Бог… но мне надоело биться о твой порог.
и потому, мой славный, финита ля. совсем неважно то, что кругла Земля -
мы разминёмся, не поднимая глаз.
и Бог простит нас.
простит
и забудет нас.

/Юлия Вергилёва

@темы: Стихи