мама. мне почти уже двадцать пять. а я еще помню тебя - в таком же возрасте. мама. мне чуть-чуть еще подрасти, пережить все кризисы пубертатности, рецидивы молодости, мне порой так острО не хватает совести. а ты так же учишь меня прощать.
мама. все вокруг выращивают своих детей - мои ровесники, одноклассники, одноверцы. их резонансные жизни - высокочастотные мегагерцы. а у меня - уголок в твоем чутком сердце, размерами с тысячи площадей.
когда я сплю - ты закрываешь так тихо дверь. идешь на цыпочках, в домашних тапочках, простоволосой. а время роняет на твою голову седую россыпь. я не хочу, чтобы ты старела, мама. давай попросим, Он же слышит?
а ты отвечаешь: верь.
у Бога тоже была мама. и она знает, что такое боль. но я не хочу, чтобы тебе болело - хоть самую малость. мне легко испытывать живость, тебе - жалость. давай испытывать нежность, мама. давай попросим нежности у Него.
я знаю, что ты читаешь мои стихи. и некоторые даже выучила наизусть. в твоих глазах - сожалений горсть и, конечно, грусть. я непутевая дочь. говоришь - и пусть. ты протягиваешь мне руки - целые пригоршни чувств, а мои сухи.
читать дальшея так часто молчу, мама. но ты ведь знаешь, о чем. я часто слышу от тебя про твои тяжести и горести, которые трудно, так трудно одной нести но во мне слишком много дурацкой гордости - нужно дорасти, чтобы просто обнять тебя за плечо.
мама. твоя улыбка по прежнему мне награда. даже если я возвращаюсь домой далеко за полночь - из объятий душнЫх кабаков городского ада. я так часто плохая дочь. равнодушная дочь. но я люблю тебя, мама. безвременно и бессрочно. я хочу, как и в детстве, рыдать на твоей груди
Все люди приходят и уходят. Никто не остается. Просто одни задерживаются дольше, другие меньше. Но никто не будет с тобою вечно: ни лучшие друзья, ни любимые, ни мама. Всегда с тобою рядом будет только один человек - и это ты сам.
Одиночество надо принять как данность. Люди рождаются одинокими и одинокими умирают. Надо научиться самодостаточности и ты никогда не будешь страдать. (с) Born 2 Kill
Сильные люди ломаются одномоментно. С треском на две половины неровным куском. Вроде сидели, болтали, читали газету; Вроде, как было, но сутью уже не о том. читать дальше
Просто без жалоб и сносят все трудности стойко. Просьбы о помощи, слёзы остались другим. Только душа устает от охотничьей стойки. Раз - и спадает с терпения ангельский нимб.
И от какой-то неважной, дурацкой зацепки: Нету автобуса или закончилась соль, С треском летит, по дороге ломая все ветки, С треском летит весь расхваленный самоконтроль.
Сильные люди ломаются вдруг и с надрывом. Шел человек и смеялся, сгорая внутри. И не берут выходных, не берут перерывы, Не разрушают мосты и не жгут корабли.
Ты им: "Простите, мне кажется, или вам плохо? Я б вам помог, но, вы сами поймите, дела... Мне Маше бант завязать и забрать из детсада Серегу. Кстати, подруга девчушку вчера родила".
Всё так не к месту и как-то до пошлости резво. И - не до боли в глазах, не до дрожи в руках. Вроде хотел пожалеть, а как будто отрезал. Вроде был в сердце, а нынче стучит в позвонках.
Сильные люди ломаются. Вы уж поверьте. Всё это сказки: "Ты сильная. Стерпишь. Снесешь". Этот разлом - наподобие маленькой смерти. Сильные люди ломаются вмиг. Раз - и всё.
“Собирай свои вещи, Кэт. Собирай и проваливай жить в берлогу. Почему безысходность, а не счастье приводит к богу? Отче наш или сверкающий светом Будда, Почему всегда самые сильные чувства накрывают из ниоткуда? Собирай свои вещи, плачь, собирай и не думай уже об этом, Ты давно не встречалась с болью, одари же её приветом, И в такси тебя двое, что едут по талому снегу в аэропорт, Одна с глазами на мокром месте, а взгляд другой безупречно тверд. У тебя внутри пространство от гималайских вершин и до самых фьорд.
Там плескаются дельфины, летают птерадактили и драконы, Там существуют волшебные немыслимые законы, Счастливое детство скрывается за внешними чудесами, Ты смотришь на пассажиров пустыми выцветающими глазами. В аэропорту сквозняки, металлические спинки и кто-то опаздывает на рейс, Пока в сердце пускает корни беспокоющий эдельвейс, Это процесс болезненного взросления, подгоняют под тело душу, Это потому сейчас все выплескивается наружу.
Собирай свои вещи, Кэт. Новая жизнь начнется с фразы “Аварийные выходы там и там, пристегните ремни, отпустите прошлое и летите к своим мечтам”. В новую жизнь не берут свою память, а стирают тяжелые гигабайты, Потому отпускай раздумья от Гималев и до Адвайты. Становись пустой, каждый день - это новое, чарующее начало,
Ты его просто раньше не замечала.” /Екатерина Заварыгина
так не будет, милая, так не будет. ибо все мы пока у Него в гостях. приходили девушки, били в бубен, танцевали девушки на костях. разжигали пламя, будили лихо, говорили с духами темных вод.
а потом всегда становилось тихо. словно здесь и не было никого.
~ иллюзия, вошедшая в привычку, называется счастьем ~
*** Нас учили идти напролом - через северный ветер, И самим выбирать из еще непройдённых дорог... Мы не знали тогда, что всего тяжелее на свете - Оставаться хранить полустёртый домашний порог.
Мы умеем любить - мы впитали любовь по крупице Из рассветного сумрака и неоконченных фраз... Мы сумеем всегда, если нужно, друг другу присниться, Потому что весь мир сновидений построен для нас.
Мы умеем хранить. Это, в общем, не так уж и сложно: Оберегом стоять постоянно за левым плечом. Почему же, прощаясь, дышать нам почти невозможно, Почему же в груди так безвыходно и горячо?!
У вокзального ветра особенный запах прощаний. Уезжая, я знаю, что оба мы - дети Дорог... Нас учила судьба никогда не давать обещаний, Но даю тебе слово вернуться с любых берегов.
~ иллюзия, вошедшая в привычку, называется счастьем ~
Будет всё хорошо
Будет все хорошо. Обязательно будет, я знаю. Крепкий чай в желтой кружке, и теплый от солнца асфальт. И в глазах будет снова рябить от нездешних названий, И в мелодию трассы ворвется полуночный альт. Этой ночью опять мы сыграли с богами на счастье, Выпадали орел или решка, но чаще - ребро, Мы с тобой так и не научились навеки прощаться, Значит, счастье - твой голос, звенящий живым серебром. Золотые костры раскрываются в наших ладонях, В наших венах не кровь, а вино да шальная луна. Ты такой невозможный, такой неземной и бездонный, Что придумать тебя я бы вряд ли когда-то смогла. ...Возвращаться с рассветом - в привычное "я" для других, Улыбаться глазами - ты знаешь, что я тебя помню. Я однажды коснусь - абсолютно случайно - руки, И узнаю рисунок когда-то знакомых ладоней.
«мы любим сестру, и жену, и отца, но в муках мы Мать вспоминаем» (Некрасов)
скупую слезу утирая с лица, стою и согласно киваю...
во время чумы и во время войны, во тьме непроглядной кромешной мы Мать вспоминаем, ведь мы же - сыны! (и дочери тоже, конечно)
в глубоком метро, на борту корабля в холодных космических далях (когда пропадает из виду Зе-мля!) мы тоже про Мать вспоминаем
в беде и в победе, в огне и в воде, и в Африке, и в Антарктиде, в Тагиле, и в Пизе, и в Караганде... мы Мать вспоминаем всегда и везде! (надеюсь, отцы не в обиде?)
на воле, на зоне, в труде и в бою (бомжи, коммуняки, буржуи…) мы Мать вспоминаем родную свою!
Так ты смотришь на человека, а он - музей. Ты не знаешь его родителей и друзей, только имя и пару-троечку увлечений. Вы едите дешевенькое печенье, задним планом играет фильм ни о чем вообще. Человек - не профессор каких-нибудь кислых щей, не звезда эстрады, не нефтяной магнат.
Он себя не умеет в принципе ставить над чем-нибудь или кем-нибудь, кроме пола. Не надейся, что ты пробьешь его фаерволы так легко, как это сделали до тебя. Человек живет, немало перетерпя, от любви до смерти родных и близких, на руке написанных слов английских перед важной контрольной, которую он не сдал, у него во лбу невидимая звезда, к ней стремятся, как в колыбель к Христу те, кто после приколют его к кресту. читать дальше Человек сам себе священник и уркаган, в человеке множество органов и оргАн, на котором играли, а после разбили в хлам. Человек не делится пополам, но если он поделился с тобой печалью, значит, он от себя зазвенел ключами, заходи, вытри ноги и плащ повесь в гардероб. Человек - абсолютно весь - как Булгаковский дом или Эрмитаж.
Сколько ты навскидку ему ни дашь - он окажется старше на пару тысячелетий, да, вот он, в забавном цветастом пледе, с неизменной улыбкой - видно, хороший грим. Говори с ним. Обязательно говори, и пока снаружи народ глазеет, становись экспонатом его музея, фотографией в галерее его друзей. Ты и сам не заметишь, как твой музей обновится свеженьким экспонатом. И тебя станет больше на целый атом, а на деле - на целый огромный мир отношений между двумя людьми.
Я смотрю на тебя - а ты, предположим, Лувр, самый лучший из всех имеющихся музеев. Я боюсь, что тебя обратят в золу или что когда-нибудь ключ посею.
Теперь не умирают от любви - насмешливая трезвая эпоха. Лишь падает гемоглобин в крови, лишь без причины человеку плохо.
Теперь не умирают от любви - лишь сердце что-то барахлит ночами. Но "неотложку", мама, не зови, врачи пожмут беспомощно плечами: "Теперь не умирают от любви..."